Кира застонала и сделала энергичное движение, пытаясь спихнуть с себя тяжелые руки, но не тут-то было. Бывший муж расслабленно хрюкнул, порылся носом в ее волосах и прижал еще крепче. Голыми ногами Кира чувствовала джинсовую шершавость – слава богу, хоть штаны не снял! – а под джинсами все было набухшим и твердым, как всегда по утрам. Кире внезапно стало жарко. Так жарко, что взмокла шея.
– Тим, сейчас же закрой дверь. Я встаю. Сколько времени?
– Полдесятого. Мам, а папа…
– Тим, я не хочу никаких разговоров!
Вот что теперь ей делать?!
Что было сил она вдавила локоть Сергею в ребра, и он опять хрюкнул, на этот раз обиженно.
– Тим, быстро ставь чайник! Черт побери, мне надо на работу! Тим, закрой дверь и умойся!
– Я давно умылся, – ответил он и ухмыльнулся, как щенок. – Мам, а папа…
– Тимка!!
– Да-да. Чайник. Сейчас, только не злись!
Он прикрыл дверь и некоторое время выжидал под ней, Кира слышала, как он сопит. Потом вдруг вскричал: «Йо-хо-хо!!» – и, дробно топая, умчался в сторону кухни.
Ее тринадцатилетний сын – младенец и дурачок. Он решил, что… Впрочем, и так понятно, что именно он решил.
Ее тридцатидевятилетний муж – подлец и дурак. Он спал с ней в одной постели, он обнимал ее своими ручищами – и ножищами! – он решил, что ему все можно, раз у нее стресс!
Сейчас она покажет ему стресс!
Впрочем, никакой другой постели, кроме этой самой «одной», в квартире не было. В «другой» спал Тим. Имелись, правда, еще два модерновых дивана, и, для того чтобы разложить их, требовались инструкция и два специально обученных человека, вооруженные набором инструментов.
– Пусти меня, – сквозь зубы процедила Кира и спихнула наконец с себя его ногу, – пусти сейчас же!
– М-м, – сказал ее муж, – да.
Бывший, черт тебя побери!.. Бывший муж!..
Тяжелые руки напряглись и расслабились, он чуть подвинулся, освобождая ее, и, когда она уже ринулась было от него, перехватил, поймал, повернул и поцеловал. Даже глаз не открыл.
У него было чистое дыхание, горячие со сна щеки, крепкая шея и чуть-чуть заросшая грудь, прижавшаяся к Кире. Она начала брыкаться, но очень быстро перестала, потому что никогда не могла сопротивляться ему, потому что никто на свете не умел любить друг друга в постели так, как любили они, потому что на нее неожиданно рухнула ужасная мысль о том, что она невыносимо, постыдно, безумно соскучилась по нему, по его рукам, ногам, по его чистому дыханию, по его утренним поцелуям, по его натиску, когда его невозможно остановить, по всему, что получалось у нее только с ним и чего уже так давно не было.