— Я хочу поговорить с инспектором Таллок.
Джосбери перегородил мне путь.
— Во-первых, по утрам у нее всегда плохое настроение, так что сама звони. Во-вторых, Хелен сегодня улетает обратно в Данди, так что ворчать она будет с удвоенной силой. А в-третьих, она только повторит тебе то, о чем мы договорились. Тебе сейчас нельзя оставаться в Лондоне. Вчерашние события — это уже чересчур.
Я не могла уехать из Лондона. Тем более в Кардифф.
— Но я должна остаться, — упорствовала я. — Четвертая жертва мертва, и Луэлин готовится к пятой. Убийство произойдет совсем скоро, но я могу ее поймать. А вам с Майзон я только мешать буду.
— Гейл не едет.
— И это все меняет?
Джосбери допил кофе и сполоснул чашку под краном.
— Если ты, когда злишься, замолкаешь, то тем лучше. Десять минут.
И вот, восемь минут спустя, под дикую смесь из хауса, джаза и фанка, без которой Джосбери, видимо, попросту не умеет водить машину, мы двинулись в сторону Темзы. На мосту Воксхолл я закрыла глаза и притворилась спящей. Мы сделали небольшую остановку у белого георгианского дома в Пимлико, чтобы Джосбери забрал кое-какие вещи из своей квартиры. Когда мы добрались до Чизика, я рискнула приподнять веки и увидела розовое сияние в зеркальце заднего вида. Рассвет.
На трассе Джосбери сделал музыку еще громче и поехал еще быстрее. Гораздо быстрее. Учитывая, как он провел ночь, риск заснуть за рулем и убить нас обоих к чертовой матери был достаточно велик.
Что, в общем-то, далеко не худший исход.
Я снова закрыла глаза и постаралась заглушить внутренний голос, талдычивший, что с каждой милей я отдаляюсь от того места, где должна сейчас быть. Я не ерзала и не дрожала, так что инсценировка сна, должно быть, выглядела более-менее убедительно. Где-то на полпути усталость победила адреналин, и притворство обернулось правдой. Когда я проснулась, Джосбери как раз заворачивал на заправку.
— Где мы? — спросила я, когда он выключил мотор. Музыка стихла.
— В Мембери. Есть хочешь?
Как ни странно, есть я действительно хотела. Мы заказали по полному английскому завтраку и сели у окна. Неприятная, холодящая тяжесть в животе появилась, только когда я приступила ко второй половине, — первую же я умяла за милую душу. Если я сейчас улизну, меня кто-нибудь подкинет до Лондона?
— Тебе что, совсем не интересно, зачем мы тащимся в Кардифф? — спросил Джосбери, пока я потягивала чай, сравнимый по крепости с техническим растворителем.
Я и сама знала, зачем мы тащимся в Кардифф. Джосбери хочет показать меня людям, которые знали Викторию Луэлин, в надежде, что кто-нибудь меня узнает.