— Они тебе угрожали?
Она неуверенно пожала плечами.
— Ну, говорили просто, чтобы я помалкивала. Тогда, типа, отпустят. И больно не сделают.
Катер загружал новых пассажиров. В рассказе Роны меня не удивляло ровным счетом ничего. Я уже не раз слышала эту историю в различных вариациях. Читала бесчисленные протоколы. Все это было мне до жути знакомо.
— И что было дальше, Рона?
— Один встал коленями мне на плечи, сорвал лифчик и положил руки на…
Она, замявшись, опустила глаза.
— Тебе на грудь? — подсказала я.
Она кивнула.
— Прижал меня и говорит, что никогда таких больших не видел. Все время повторял это, пока его приятель меня того… Очень оно было унизительно. Понимаете?
— Понимаю. Ты просила их остановиться?
Она посмотрела на свои ладони.
— Я понимаю, что тебе было страшно. Прости, но я обязана задавать эти вопросы. Я знаю, как тебе тяжело отвечать. Ты можешь продолжать?
Кивок.
— Когда он кончил, они поменялись местами. И все повторилось опять.
— А где все это время был Майлз?
— В кресле сидел. Смотрел.
— Они тебя отпустили после того, как этот третий тебя изнасиловал?
Она посмотрела на меня и помотала головой.
— Нет. Не отпустили. Пришли еще двое.
Здесь, под землей, просторно, темно и пахнет тленом, как в соборе какого-то давно вымершего города. На поверхности земли было светло и ясно, около полудня. А здесь… Здесь мрак поглощает все на своем пути, здесь время теряет всякий смысл. Человек в черном медленно движется, и каждое его движение отдается эхом, словно в гигантской раковине. Эхо, приплясывая, улетает вдаль и, наверное, повторяется до бесконечности где-то за пределами слышимости. Эта комната похожа на склеп.
— Прекрасно.
Черная вода, которую от ищущего взгляда отделяют добрых двадцать футов, блестит на свету, как кротовый мех. От нее исходит странный запах — смесь бензина и соли. Такой запах висит облаком над реками во время отлива. Вот только эта вода никуда не движется. Она мертва.
И вдруг — какой-то шум сверху. Там живут создания, привыкшие парить в воздухе. Не то птицы, не то летучие мыши, не то еще кто — сразу не поймешь. В воду падает камень, а может, обломок кирпича. Он не просто булькает — скорее погружается со звуком бьющегося стекла; звук настолько резко вспарывает абсолютную тишину, что воздух, кажется, еще какое-то время дрожит. И снова тихо.
Пока человек в черном занимается своим делом, запахи становятся острее. Запахи человеческого тела, уличных наркотиков, парафина — вернее, не запахи, а их тени. Эхо. Сюда уже много лет не ступала нога человека. Много лет никто, наверное, и не вспоминал, что когда-то здесь жили люди.