Мы притворились, что внимательно слушаем его, а сами про себя думали: «Эх ты, не миновать тебе участи тех женщин-евреек, которых гитлеровец в Отрадокубанской закопал живьем во дворе школы».
Так оно в действительности и произошло. Очень скоро этот молодой еврей уже болтался на виселице во дворе лагеря военнопленных. Не помогло ему ни угодничество, ни подхалимство.
Долго мы ждали нашего инженера, и только через два часа его привели в карцер. Он был очень мрачным и подавленным. На наш вопрос, что случилось, он махнул неопределенно рукой и ничего нам не сказал.
В карцере нас совсем не кормили и даже воду давали только один раз в сутки. Хорошо, что у нас в вещевых мешках были сухари, которые нам на дорогу дали женщины Отрадокубанской. Эти сухари спасли нас от голода, но от них очень хотелось пить.
На другой день нашего пребывания в карцере на допрос вызвали сначала Федора, а потом и меня. За столом в бывшем кабинете директора школы сидел тучный немецкий офицер и переводчик. Перед допросом я тщательно продумал, что буду отвечать на вопросы немцев. О том, что я служил в Красной Армии и тем более что был парашютистом, мне нельзя было говорить. «А как же мне объяснить, почему я ехал на поезде в Красный Сулин и почему ранен дважды в ногу?» — думал я и придумал такую вполне правдоподобную историю, которую и изложил на допросе. Офицер, сидящий за столом директора школы, сразу же задал мне вопрос:
— Ду бист официер?
— Найн, — ответил я. — Я не служил в армии и на фронте не был.
— Варум? — спросил офицер.
— Дело в том, что меня в Красную Армию не брали, так как у меня есть ближайший родственник, живущий за границей. А таких лиц, как я, имеющих родственные связи с иностранными подданными, в армию служить не брали.
— Кто же твой родственник? — спросил офицер через переводчика.
— Это мой дядя, брат моей матери, французский подданный, Потапов Василий Иванович, который проживает в городе По, на юге Франции, недалеко от испанской границы.
— А почему вы оказались здесь, в Красном Сулине, и почему вы ранены, если не были на фронте? — при этом вопросе офицер показал на мою раненую ногу.
Ему был хорошо виден бинт, торчащий из-под брюк, так как нога была обута в галошу. Да и заходил я в этот кабинет, сильно прихрамывая на раненую ногу.
— Хоть я на фронт и не попал, но был мобилизован, как и многие другие, на трудовой фронт, на уборку урожая в Краснодарском крае, а потом рыл окопы и противотанковые рвы в Гулькевичском районе. Во время этой работы на нас налетели ваши самолеты, и я был дважды ранен в ногу осколками разорвавшейся бомбы. Лечился в организованном германским командованием временном госпитале в станице Отрадокубанская. 13 сентября этого года я выбыл из госпиталя и шел на родину к своим родителям. Полиция города Красный Сулин отобрала у меня удостоверение, выданное местной управой, на право моего передвижения к родителям.