Как-то утром в конце марта я проснулся и увидел за окном снег. Это было и очень красиво, и странно. Странно, потому что несколько дней назад мы с учительницей изучали парк весной, а потом исписали своими наблюдениями целых две страницы.
— Видите, почки распустились?
— Да-а-а! — отвечали мы хором.
— Видите, вылезла молодая травка? Какого она цвета?
— Зеленого! — кричали мы, но учительница никак не могла угомониться:
— А еще какого?
— Желтого! — сказал кто-то.
— Нет, не желтого. Смотрите внимательно: она нежно-желтого оттенка, который ближе к зеленому. Пишите. А теперь посмотрите сюда…
Короче говоря, скукота, да и только. Стоило мне отойти в сторону, как она говорила:
— Антонио, не отвлекайся, иди сюда. Иначе ты так и не поймешь, что такое весна.
«Я уже знаю, что такое весна, — сказал я учительнице. — Там, где живет мой дедушка, она еще красивее, потому что Феличе вся покрыта цветами». Учительница обиделась и, когда за мной пришла мама, рассказала ей, что я невнимательный и в отличие от других детей никогда не научусь писать. Поэтому, когда через пару дней выпал снег, я понял, что насчет весны учительница ошиблась, и очень обрадовался. Я даже хотел сказать ей об этом, но в то утро она не пришла, и наш класс разделили между двумя другими учительницами. Мне досталась очень симпатичная: она отвела всех в парк и разрешила целый час играть в снежки.
— А потом нужно будет писать? — спросил я.
— Ну что ты! Сегодня же выпал снег, а значит — каникулы!
Днем поднялся ветер, небо расчистилось, и снег растаял.
— Пришел марток — надевай семь порток, — изрекла бабушка Антониэтта. — Ночью будут заморозки. В тот вечер мама вернулась домой поздно, потому что в магазине у нее возникли проблемы с каким-то покупателем. Я еще не рассказывал, что мама вместе со своей подругой Луизой держала магазин, в котором продавалось разное старье — платья, шляпы, куклы, часы, драгоценности и всякое такое. Бабушка Антониэтта считала эти вещи «милыми, стильными, но не старинными», а мама называла их ровесниками бабушки Антониэтты. Мама очень любила свою работу, и ее раздражало, что бабушка не воспринимает ее всерьез. В общем, в тот день она вернулась поздно, а после ужина вспомнила, что забыла позвонить дедушке Оттавиано.
— Сейчас он уже спит, позвоню ему с утра, — сказала она. А я пошел спать.
Рано утром зазвонил телефон. Я сидел на кухне и завтракал. Помню, что у меня была полная тарелка какао и в ней плавали печенья-лодочки. Это была одна из моих самых любимых игр: воздушные печенья некоторое время плавали в молоке, потом я мочил одно из них, некоторое время возил его ложкой кругами по тарелке, а когда оно начинало тонуть, пиф-паф — стрелял им себе в рот. Мама говорила, что каждое утро эти печенья отнимают десять минут моего сна и что ее терпение скоро лопнет. Правда, когда у нее было хорошее настроение, она мне играть не мешала.