В истории упомянутых стран мы всегда находим вполне лежащие на поверхности географические факторы, дающие толчок накоплению средств.
У России, замкнутой в северной Евразии между тундрами, дикими степями и враждебными государствами, много столетий таких факторов не было. Через ее территорию не проходил ни один важный торговый путь. Низкое плодородие почв определяло низкую плотность населения и его «растекание» по огромным территориям, что определяло низкую интенсивность хозяйственных взаимодействий.
В России могла возникнуть некая разновидность меркантилизма — защищенные высокими заградительными пошлинами и государственными льготами мануфактурные производства. Однако в экономической мысли после Петра господствовали фритредерские течения. Российские сторонники свободной торговли, главные экономические либералы того времени, были жестоковыйными противниками развития собственной промышленности.
Особенно они были сильны в начале 19 в., когда, по совести говоря, английские промышленные города выглядели омерзительно.
«Сообщество нескольких сот или тысяч мастеровых, и живущих, и работающих всегда вместе, не имеющее никакой собственности, питает в них дух буйства и мятежа. Частые мятежи в английских мануфактурных городах служат тому доказательством», — справедливо порицал язвы пролетаризации фритредерский журнал «Дух журналов» в 1815.
Фритредеры обсасывали выгоды земледелия и выступали против протекционизма, позволявшему выстроить собственную промышленность.
Фактически защита свободной торговли совпадала с борьбой крупных землевладельцев за консервацию существовавших земельных отношени и наращивание вывоза сельскохозяйственного сырья, за которым стояло усиление барщины.
В известном смысле убийство императора Павла было претворением фритредерской экономики в политическую активность.
Близкий фритредерам экономист Гакстхаузен видел громадное преимущество России в том, что у нее нет пролетариата и сильна крестьянская община. По его мнению, для нашей страны вполне достаточно кустарного производства. На ввозимые с Запада промышленные товары должны быть установлены низкие пошлины, пусть это и будет угнетать фабричный промысел в самой России. Вкладывать деньги в развитие российской индустрия, в общем-то, бессмысленно, потому что она никогда не сможет успешно конкурировать с западноевропейской, фабричный же уклад действует растлевающим образом как на хозяев, так и на пролетариев, живущих в нищете и безнравственности.
Точку зрения барона Гакстхаузена разделяли и многие государственные люди Николаевского времени, в том числе такие деятельные, как граф Канкрин. Воспринял ее и крупный землевладелец Герцен, он тоже хотел общинную и свободно торгующую дешевым хлебом Россию, только без царя.