.
Блаватская использовала свои незаурядные способности театрализовать обыденность и внушала людям мысль о величии древних культур Востока. И об этом она говорила во весь голос в то время, когда повсеместно в общественном сознании утверждалось чувство европейского превосходства. Блаватская была одной из первых, кто ощутил ветер перемен, кто понял, что приходит время новых духовных авторитетов и возвращения старых мифов, однако основательно измененных, приспособленных к новым реальностям человеческого существования. При открытости государства внешнему миру и его демократичности, которая в первую очередь проявляется в свободе совести и слова, духовные авторитеты могут быть и со стороны. Особенно в условиях, когда ксенофобия не поощряется, а всячески осуждается общественным мнением. Соединенные Штаты Америки были самым свободным государством в мире. Местом, где все новое, неожиданное встречалось с неподдельным интересом и всячески приветствовалось. Потому неудивительно, что мифологема Блаватской о восточных магах, тайных наставниках человечества, была с восторгом воспринята сначала ее окружением, а затем все большим и большим количеством любознательных людей. Утерянную большинством человечества самоидентичность следовало искать на Востоке, среди неприступных Гималайских гор. Еще летом 1875 года Блаватская записала в своем альбоме: «Из Индии получен приказ основать философско-религиозное общество и выбрать для него название, а также сразу избрать Олкотта его членом. Июль, 1875 г.»>[323].
Это было уже второе уведомление ее Учителей о создании оккультной организации.
Стиль поведения и характер общения с людьми, которые избрала Блаватская, скорее приемлем для режиссера, но за пределами сцены воспринимается как насилие над человеческой личностью, ее зомбирование. Масштабное подавление чужой воли с помощью всеобъемлющей идеологии, не имеющей никакого отношения к реальной жизни и персонифицированной в мудрых учителях, в тайных наставниках человечества, впервые было осуществлено Блаватской в рамках теософского движения. По всей вероятности, она заигралась в своем миссионерском раже. Сказалась, по-видимому, ее азартная натура. Иначе не объяснишь того, почему она с такой настойчивой требовательностью, чуть ли не насильно заставляла многих людей, в большинстве своем христиан по вероисповеданию, принять основные понятия индуизма и тибетского буддизма — двух религиозных систем, которые отличаются веротерпимостью и идеологической аморфностью. Для нее же всеобъемлющая власть иллюзии, майи, парадоксальным образом сочеталась с непомерной жаждой ничем не ограниченной власти над своими последователями. Но все это касалось рядовых участников теософского движения. Именно эти люди в приготовленном Блаватской загоне ожидали того момента, когда с помощью древней мудрости мир и они сами изменятся к лучшему. Само же новое духовное движение представлялось ей вершиной демократии: «Наше Теософическое Общество — это Великая Республика Совести, а не прибыльное предприятие»