Чаще всего предметом его издевок была недостаточно высокая, как он считал, плодовитость рода Медзенга — в котором поколении там рождался лишь один ребенок. Возразить против этого Медзенге было нечего, и он молча сносил насмешки ненавистного соседа.
А у Бердинацци, наоборот, дети плодились как кролики — трое сыновей и дочь родились уже здесь, в Бразилии. Это обстоятельство позволяло Медзенге иногда покусывать соседа:
— На твоих грязнуль уходит слишком много воды. Если ты вздумаешь завести еще хотя бы одного, мой ручей не выдержит — пересохнет.
— Я бы сам с огромным удовольствием засыпал его землей и завалил камнями, да не могу остаться без воды. Но придет час, и уже не я, а ты будешь выпрашивать у меня каждую капельку, чтобы обмыть зад своему единственному отпрыску, — отвечал Бердинацци. — Запомни, когда-нибудь этот кусок земли будет моим!
Пытаясь осуществить свою угрозу, он не раз обращался к местным властям, но спорный участок по закону принадлежал Медзенге. И воздействовать на него представители власти могли только увещеваниями: дескать, продай Бердинацци хоть небольшую часть земли, по которой протекает ручей, и живи спокойно, не трать силы на извечную войну.
— Я же не запрещаю ему брать у меня воду, — резонно замечал Медзенга. — А земли моей он не получит ни за какие деньги!
Тогда Бердинацци, разочаровавшийся в открытых методах борьбы, стал действовать тихой сапой: каждую ночь передвигал ограду на небольшое расстояние, чтобы сосед не заметил, как уменьшается его земельный надел. В конечном счете Медзенга подловил его за этим грязным делом и попросту избил.
— Я подам на него в суд! — кричал Бердинацци в таверне, демонстрируя свои синяки.
Но, кроме насмешек, в ответ он ничего не получил: всем в округе надоела нескончаемая вражда двух упрямцев.
А сами они уже так втянулись в противостояние, что без него жизнь бы показалась им скучной и пресной.
По примеру родителей стали враждовать между собой и дети. Особенно в этом усердствовали младшие сыновья Бердинацци — Жеремиас и Джакомо. Вдвоем они частенько нападали на Энрико, не жалея для него тумаков, за что им всегда попадало от старшего брата, Бруну, спокойного мечтательного мальчика, вообще не любившего драчунов.
Энрико Медзенга тоже не слишком любил драться, хотя при случае и мог постоять за себя. Жеремиаса и Джакомо он считал своими врагами, к Бруну же относился с глубоко скрываемой симпатией.
Дочь Бердинацци, Джованна, в мальчишеских драках не участвовала, и братья однажды немало удивились, когда она вдруг приняла сторону Энрико Медзенги.