Бруну аж поперхнулся от такой дерзости. А Лия воскликнула в отчаянии:
— Но где же ты возьмешь этих чертовых быков?!
— Пока не знаю, — ответил Светлячок. — Но я их приведу твоему отцу, все десять тысяч! Это я обещаю тебе!
Ночью лежа в постели с Луаной, Бруну признался, что ему понравилось, как вел себя Светлячок.
— Парень явно с характером! Только задача эта для него невыполнимая.
— Ну так что тебе мешает смягчить условия? — спросила Луана. — Жаль будет, если эта любовь погибнет из-за каких-то быков.
— Нет, ты ничего не понимаешь, — улыбнулся Бруну. — Если парень действительно любит Лию, то придет за ней с десятью тысячами быков!
— И все равно мне жаль твою дочь, — печально молвила Луана.
Когда Бруну увидел входящего в его кабинет сенатора, он невольно по-бычьи пригнул голову. Многое таилось в этом движении: и чувство неловкости, которого он не мог не испытывать, и затаенный гнев, а главное — непреодолимое желание вырваться из пут той постыдной, дурацкой ситуации, в которую поставил его сын.
Но как ни странно, на лице Кашиаса он не прочел того ледяного высокомерия, маску которого обычно надевает на себя смертельная обида. Не прочел желания нанести ответный удар, отомстить. Лицо сенатора скорее выражало растерянность и что-то вроде сожаления или раскаяния.
— Больше всего мне жаль, что расстроилась наша с тобой дружба, — начал Кашиас, — такая верная, давняя, прочная. Хочешь не хочешь, а я чувствую себя в этом виноватым, так что прости…
Плечи Бруну распрямились, будто с них свалился тяжелый груз. Все опять встало на свои места. Осталась только злость на разгильдяя-сына, но и это тоже было поправимым: он скрутит Маркуса в бараний рог и заставит его помирится с Лилианой, хотя бы во имя того прочного согласия, которое за долгие годы установилось между их отцами.
— С нашей дружбой ничего не сделается, — с облегчением ответил Бруну. — Но, ясное дело, и твоя Лилиана не без греха, не один мой Маркус. Мне кажется, венчаны — не венчаны, пусть живут вместе. Как ты на это посмотришь?
Сенатор молчал, пребывая в тяжком раздумье. Было видно, что ответить ему нелегко.
— Ну а сама-то Лилиана что? — поторопил его Бруну.
— Влюблена как кошка, — с тяжелым вздохом отозвался сенатор. — На что ни пойдешь, лишь бы счастливы были эти чертовы дети! Как-никак она у меня одна, дружище!
— Ну жди! Скоро приедем за твоей красоткой. А внука нянчить будешь потом здесь, у меня!
И оба облегченно рассмеялись. С сердца Кашиаса спал не менее тяжкий груз, чем с плеч Бруну: его дипломатическая миссия удалась даже лучше, чем он ожидал.