— Если смогу. — Он нагнулся и поцеловал ее. — А теперь поздоровайся с папой. Он уже два дня ждет, пока ты очнешься.
Но Темпест не обратила внимания на его слова — или просто их не услышала. Другое занимало сейчас ее мысли.
— Ты все понял, да? И ты обещаешь мне?
Страйкер улыбнулся ей, и его темные глаза заблестели.
— Обещаю. Никаких решеток и цепей. Я буду охранять тебя, только если ты сама попросишь.
— Ты… меня любишь?
— Да, дорогая. Без всяких условий. Люблю такой, какая ты есть.
Темпест улыбнулась ему своей улыбкой, против которой, как известно, не мог устоять ни один мужчина. Синие глаза ее зажглись радостью.
— Я буду осторожна. Честное слово, обещаю тебе. Я и так тебя порядком измучила.
Страйкер невольно вздохнул. Он знал цену обещаниям Темпест. Да, она будет осторожна. Будет очень стараться… первые несколько месяцев. Но не преуспеет. И когда-нибудь неумолимая судьба швырнет Темнеет на камни смертельным броском прежде, чем Страйкер успеет прийти на помощь…
— Значит, мы оба будем счастливы, — ответил он и поспешно поднес ее руку к губам, чтобы скрыть от нее непрошеные слезы. — А теперь, женушка, поздоровайся с отцом, пока он меня не пристрелил!
Темпест повернула голову к Артуру:
— Привет, па!
Артур уже открыл рот, желая высказать все, что накипело у него на душе, но на щеках у Темпест горел лихорадочный румянец, а рука, сжимавшая руку Страйкера, заметно дрожала. Никогда еще Артур не видел свою дочь такой слабой и беспомощной! И он промолчал.
— Здравствуй, дорогая. Хочешь поздороваться с мамой и братьями? Они ждут внизу. Они так волновались за себя!
— Хорошо.
Уже выходя, Артур бросил взгляд на Страйкера — и прочел в его глазах понимание и одобрение. Удивительно, как мог Артур не заметить, что его дочь и человек, которым он искренне восхищается, любят друг друга? Обычно, когда дело касалось его близких, Артур Уитни-Кинг бывал весьма наблюдателен.
Темпест сидела у окна, подперев голову руками. За окном разгорался рассвет, прогоняя ночную тьму, и призывал спящих проснуться и приветствовать рождение нового дня. Темпест прижалась лбом к стеклу. Как хотелось ей распахнуть окно и полной грудью вдохнуть свежую утреннюю прохладу! Но окна в больнице не открывались.
Уже три дня Темпест была в палате одна, без Страйкера. Сегодня ее выписывали. Лихорадка отступила; окончились семь дней огненного ада. Темпест очень похудела; она была еще слаба, но по крайней мере кошмары ее больше не мучили. Она уже не цеплялась за Страйкера и не видела в медсестрах злейших врагов… До сих пор она не могла поверить, что так по-идиотски себя вела. Ее родные не скрывали изумления, а медсестры подшучивали над ней и уверяли, что это было весьма впечатляюще. Но, похоже, они не сердились на нее, И только Страйкер, выслушав ее сбивчивые извинения, сумел ответить так, чтобы успокоить ее и не ранить ее гордость.