Как только результаты вскрытия стали общеизвестны, начал возмущаться барон Ассенбург. Он-де удостоверился в свое время у докторов, пользовавших принцессу Гессен-Дармштадтскую, что невеста русского цесаревича была совершенно здорова и не страдала никакими отклонениями.
Но какое это имело теперь значение?..
И вот наконец состоялось погребение Натальи Алексеевны в Александро-Невской лавре (но отнюдь не в усыпальнице дома Романовых!). Павла при этом событии не было – он оставался в Царском Селе. Императрица же на погребении присутствовала.
На другой день она сделала через фельдмаршала Голицына новые распоряжения относительно судьбы графа Разумовского. Однако ему не было велено воротиться в Петербург, как он того ожидал. Графу предписывалось ехать в Ревель и там ожидать решения своей судьбы.
Это была опала. Настоящая государева опала, чего больше смерти страшились в старину царедворцы…
Разумовский уехал, совершенно не зная, сколько месяцев, а может, дней он проживет еще на этом свете.
Между тем смерть любимой жены, а еще пуще – предательство ее и наилучшего друга произвели разительную перемену в натуре Павла Петровича. Из легкомысленного, словоохотливого, непоседливого человека он сделался сумрачным и недоверчивым, крайне подозрительным, что доходило у него порою до мании. И в то же время его неумение ни на чем толком сосредоточиться спасло ему рассудок. Когда – спустя несколько дней после кончины Натальи – Екатерина осторожно заговорила о необходимости поиска новой невесты и упомянула принцессу Софью-Доротею Вюртембергскую, Павел отнюдь не разгневался и не возмутился из-за такой спешки. Он обратил к императрице оживившийся взор и с большим интересом спросил:
– Брюнетка? Блондинка? Маленькая? Высокая?..
И немедленно началось сватовство, которое очень скоро кончилось браком. В России появилась новая великая княгиня – Мария Федоровна. К общему, надо полагать, удовольствию!
Екатерина со свойственной ей философичностью писала по поводу этого брака, пытаясь оправдать и свою поспешность, и слишком быстрое утешение Павла: «Если считал себя счастливым и потерял эту уверенность, разве следует отчаиваться, что снова возвратишь ее?»
Смысл этих слов можно расшифровать двояко: то ли все будет хорошо, то ли все, что ни делается, делается к лучшему…
А что же Разумовский? Как сложилась его судьба?
Ничего, с ним все обошлось. После нескольких месяцев скуки и тревоги в Ревеле он был назначен на дипломатический пост в Италию. И тогда граф Андрей понял, что он прощен, что ему сошел с рук неудавшийся комплот. В России того времени назначение в Италию было обычным наказанием для скомпрометированных любовников великих княгинь, но отнюдь не для разоблаченных заговорщиков!