Роковая любовь немецкой принцессы (Арсеньева) - страница 28

Графа Андрея словно прострелило. В воображении своем он увидел это лицо запрокинутым на подушке: волосы разметались, брови трагически изломаны, нацелованный, припухший рот приоткрыт, исторгает последний стон блаженства, а эти чуткие ноздри трепещут, ловя аромат слияния…

Он очнулся и беспомощно посмотрел на девушку, только теперь осознав, что это может быть Вильгельмина!

«Нет, это не должна быть она!» – мысленно вскричал Разумовский, обращаясь к Фортуне, которая всегда была к нему так благосклонна… В следующую минуту он понял, что Фортуна не только любила его, но и ревновала, и именно сейчас он пожинает плоды ее ревности. Потому что именно та, в которую он почти влюбился, была предназначена его господину!

Он вздохнул и вспомнил, как Павел крикнул на прощанье: «Присмотрись к моей невесте, будто за себя берешь! Все о ней вызнай, до донышка!»

От души немного отлегло. Было бы совсем невыносимо, если бы ревнивая Фортуна вообще лишила бы его возможности приблизиться к Вильгельмине. Но уж коли получен непосредственный приказ Поля…

Никогда он не ощущал в себе столько готовности повиноваться приказам великого князя! Он fidиle et sincиre ami или вообще кто?!

Выходить в море назначено было через три дня. Высочайшее семейство уже расселилось на предназначенных для того кораблях. Вильгельмина настояла, чтобы они с матерью определились на «Быстрый». Это, казалось, ни у кого не вызвало подозрений. В самом деле, кому, как не ближайшему другу жениха, сопровождать его невесту!

В самом деле, кому, как не ему…

Разумовский не сошел на берег, чтобы приветствовать своих пассажирок. Смотрел сверху, как они осторожно поднимаются по трапу, и думал, что больше всего на свете хочет сейчас сбросить Генриетту-Каролину в море, с той стороны, где поглубже, и, ежели вынырнет, не велеть ее спасать. Она мешала тому, что он задумал, страшно мешала!

Впрочем, едва лишь ландграфиня ступила на палубу, Разумовский понял, что помеха будет устранена самой природой. Лицо Генриетты-Каролины позеленело – и ею немедленно овладел сильнейший приступ морской болезни. Она повалилась навзничь почти без чувств. Служанки и матросы еле успели подхватить ее.

Капитан тоже бросился к высокой гостье и поднял вокруг нее страшную суматоху. Генриетту-Каролину отнесли в каюту.

– Боже! – стонала ландграфиня, едва справляясь с рвотными позывами. – Как мне плохо! Как больно! Как грубо вы меня несете! Ах, мой верный Ганс! Где ты!

Разумовский удивился. Он отлично знал, что супруга ландграфини зовут Людвиг. Впрочем, ему тотчас пояснили, что Ганс Шнитке – доверенный слуга Генриетты-Каролины, который некогда спас ей жизнь, когда она была беременна Вильгельминой, а она в благодарность приютила его в своем замке и, по слухам, спасла от преследования правосудия. Впрочем, поскольку гонялось за ним не германское, а французское правосудие, Ганс мог чувствовать себя совершенно спокойно. Немолодой, угрюмый, с лицом, изуродованным шрамом, с мрачным и загадочным прошлым, он стал незаменимым другом господам, помощником и наставником их дочерям. Конечно, Генриетта-Каролина не отправилась бы в дорогу без своего верного Ганса, однако он сломал ногу и был пока прикован к постели.