Меликсетян сидела и ждала. Похоже было на то, что ее кто‑то пригласил на комиссию, чтобы она своим невозмутимым видом оказала давление на всех. Она ждала ответа. Я насторожился. Председатель комиссии посматривал на меня. Он знал, что я буду возражать. Видимо, меня выдавало мое хмурое лицо. Я еще не оправился от разбора дела Черных.
— Так, что у вас? — спросил председатель, листая выездное дело. По его голосу чувствовалось, что он нервничает.
— Хочу в море, — небрежно проронила Меликсетян.
Она не просила комиссию, ничего ей не объясняла.
Она чувствовала себя уверенно. Думала о чем‑то другом.
— Вопросы есть? — спросил председатель.
— Зачем вы хотите в море? — задал я вопрос.
— Ну, ясно зачем… — кто‑то из членов комиссии по
спешил ей на помощь. На ее лице мелькнула довольная улыбка.
— Подзаработать хочет, — шептал мне на ухо мой сосед.
— А как же дети?
Сосед пожал плечами, гадал, как ему поступить.
■ — Вы обождите там, — обратился председатель к Ме- ликсетян, показав ей на дверь.
Она поднялась лениво и вышла из кабинета, не проявляя никакого беспокойства за исход решения вопроса. Наступило молчание. Никто не решался что‑то сказать. Председатель смотрел на меня.
— На прошлой комиссии мы совершенно правильно приняли решение об отказе ей в работе на судне буфетчицей, потому что она работает, у нее двое детей и нет никакой надобности на целый год бросать семью и уходить в плавание. Кроме этого, — настаивал я, — она же недавно вернулась из рейса. Есть другие.
Думаю, что этого достаточно. Правда, мои доводы ни в каких инструкциях не предусмотрены, но в данном случае, они не против Меликсетян, а в защиту ее.
Когда я кончил, мне показалось, что никто не осмелится взять под сомнение то, что я сказал.
— Позвольте мне, — попросил слово член комиссии Швыдкий.
— Я поддерживаю, — заявил он без всяких объяснений, — предложение о недопущении ее в рейс в составе комплектуемого смешанного советско–иракского экипажа.
— Правильно! Надо заниматься детьми, — послышался еще чей‑то голос.
— На прошлой комиссии я не был, — начал тихим голосом председатель, — но считаю, что семейные дела — это дело не наше, а семьи. Пусть они сами между собой договариваются. Она же не первый день замужем. Дела семейные не могут в данном случае служить препятствием для выхода в рейс.
— Я тоже так считаю, — сразу же послышался голос представителя профсоюза. — Местком этот вопрос рассмотрел.
Председатель никак не реагировал на эти слова. Он продолжал:
— Хотелось бы, конечно, чтобы наше решение было единодушным. Значит, вы стоите на букве инструкции?