Он не знал, кто и когда выковал этот дивный меч. Не знал, в каких веках родился на свет его творец и кто раньше сжимал тонкую рукоять из небесного металла, искусно перетянутую кожей неведомого зверя. Не знал, сколько веков этот клинок лежал тут в безвестности, но сразу понял - его владельцем был кто-то особенный. Кто-то великий и достойный того, чтобы подобный меч признавал его своим хозяином. Кто-то, кто точно так же, как и люди, сражался в рядах Диких Псов. И этот кто-то точно не был человеком: едва пальцы Стрегона коснулись тонкой рунной вязи на гарде, ладони сильно кольнуло. По ним пробежал игривый зеленый огонек, жадно лизнул, готовясь полыхнуть и обрубить чужие жадные лапы по самые локти. Стремительно окутал уже всю руку, перешел на плечо, и воин вздрогнул от неожиданности, запоздало вспомнив, что в свое время эльфы неизменно защищали свое оружие от посторонних. А то, что меч эльфийский, было видно невооруженным взглядом. И это значило лишь одно - кажется, сейчас кому-то придется несладко.
Однако, хоть и захолодело все внутри от последней мысли, пальцы Стрегон все же не разжал - просто не смог. Потому что сердце гулко стукнуло, из груди вырвался невольный вздох, там что-то болезненно сжалось, а потом вдруг появилось странное понимание: отпустить ТАКОЕ оружие он не сможет при всем желании. Это словно душу свою предать. Кровного брата опозорить. Лучше самому умереть, чем вот так, своими руками бросить... проще быть спаленным чужой магией, чем отказаться от такого дивного оружия. Невозможно иначе. Неправильно. И совсем не жалко такого исхода. По крайней мере, он умрет, гордясь тем, что на исходе жизни смог хотя бы на мгновение прикоснуться к настоящему чуду.
Однако, как ни странно, охранное заклятье, чувствительно обжегшее ему ладони, угасло так же внезапно, как появилось. Не тронуло, не сожгло, не покалечило. Просто исчезло, будто его никогда не было, напоследок высветив на тонком, слегка изогнутом и невероятно остром клинке причудливую вереницу эльфийских рун.
Стрегон не понял, что они означали - узор слишком быстро погас. Но потом в руку хлынуло ощущение такой мощи, такой поток покорной ему силы, что стало понятно - его признали. И даже больше. Стрегон и сам ощутил, что никогда в жизни не выпустит этот странный клинок из рук, не променяет его ни за что на свете. Душу продаст, а от него не откажется. Что угодно сделает, чтобы иметь возможность носить его на спине, и бестрепетно исполнит все, что потребует в обмен его нынешний владелец. Рукоять легла в ладонь так удачно, будто под нее и была скроена. Эльфийская сталь словно не весила ничего, была тонкой, на первый взгляд хрупкой, но при этом не поддавалась ни времени, ни ржавчине, и без труда резала даже камень. Стрегон мгновенно почувствовал: ничего лучше и прекраснее этого изящного, поразительно благородного и по-настоящему древнего оружия ему никогда не доводилось видеть. После чего прижал к груди, почувствовал мягкое тепло, обволакивающее изнутри, внезапно понял, что нашел свою вторую половинку, и надолго забыл обо всем остальном.