После побега Белика они снова вынужденно разделились, оставив полуоглушенного Ивера отыскивать следы умчавшегося грамарца. А сами, вполголоса чертыхаясь и сетуя на досадную промашку Брата, направились к месту намеченной стоянки. При этом где-то глубоко в душе прекрасно сознавая две важных вещи: первое - что теперь Ивер не вернется, пока не исполнит приказ, даже если для этого ему придется идти пешком обратно до Синтара; и второе - что с высокой долей вероятности, если бы этой ошибки не случилось, на его месте (сегодня или завтра) вполне мог оказаться любой из них.
Учитывая тот факт, что неугомонный сопляк за неполные сутки умудрился даже Стрегона достать до самых печенок, нетрудно предположить, что рано или поздно подобный конфуз все равно бы случился. Несомненно, Мастер это тоже хорошо понимал и только поэтому дал нерадивому стрелку шанс поправить положение. Если бы не почувствовал на себе всю глубину язвительной насмешки Белика и не пошатнул хрупкое равновесие своей неимоверной силы, убил бы. Наверняка бы убил. А так у Ивера появилась неплохая вероятность не попасть на Суд Мастеров.
Другой неприятной неожиданностью стало то, что присмотренное у реки место оказалось далеко не столь удачным, как выглядело издалека. Потому что, как только на зеленой лужайке разгорелся костер, к нему с поразительной жадностью ринулась вся имеющаяся в округе крылатая мелкота: от назойливых разноцветных бабочек до крохотных жуков. Более того, хоть наемники обосновались не у самой воды, отлично помня об обитающих рядом стадах голодных комаров, все равно - мерзкого гнуса налетело сколько, да так резко, что уже через пять минут кони не выдержали и начали рваться прочь. Никакие наговоры и чудесные эльфийские порошки не спасали - надоедливые твари оказались на диво упрямыми и напрочь отказывались отставать от раздраженных путников, как это делали все прочие кровососы в других частях света.
Пришлось вскакивать и с проклятиями отвязывать одуревших от бесконечных атак скакунов, спешно укрывать их попонами и собственными плащами, пряча глаза, уши и нежные ноздри. Затем бросать все, как есть, торопливо уводить брыкающихся копытных и, позабыв про ужин, обустраивать новый лагерь, шагах в пятистах от прежнего, где было немного спокойнее. Наконец, уже поздно вечером, выждав несколько часов, с руганью возвращаться, в кромешной тьме поспешно собирать то, что осталось у реки, попутно отмахиваясь от озверевших комаров и мошек. С сожалением смотреть на опрокинутый кем-то из жеребцов котелок, из которого медленно вытекала недозревшая каша. Как можно скорее подбирать мешки и, старательно закрывая лица, бегом мчаться обратно, пока оголодавшие кровососы, некоторые из которых не уступали по размерам собакам, не сожрали заживо.