Едоки быстро гребут ложками. Только зазевайся, враз голодным останешься. Миска велика, так и семья не маленькая. Под конец хозяйка вынесла из-за печки, из кухонного угла начищенный ведёрный самовар. Вещь дорогая, у лапотников увидишь редко, чаще у купцов, мещан, дворянства средней руки. На постоялом дворе тоже есть, вдвое побольше здешнего. В деревне по пальцам можно пересчитать избы, где в трубе сделана круглая печура, куда можно подсоединить самоварную трубу, чтобы кипятить чай прямо в избе, невзирая на дождь и холод. Самовар покупается один на всю жизнь, посему прижимистому владельцу можно и мошной тряхнуть. А вот заварничек, исходящий паром на самоварной конфорке, чая в себе не содержал. На таких вещах, что выпьешь — и нет их, следует скопидомничать. Недаром, нанимая работника, богатый мужик особо оговаривает: «Чай, сахар — свой». Судя по запаху, вместо чая в заварник положили смородинный лист и душицу. Такой чай денег не стоит; послал летом детишек, они наберут сколько нужно. И сахара домашним не выдано ни кусочка. Богато живут, но прижимисто.
Из печи хозяйка вытащила ещё один кашничек, совсем уже маленький. В кашничке оказалась брусника, пареная с морковкой, чтобы слаще было. Вот и не надо никакого сахара. Каждому дала помалу на ложке — хочешь разом сглотни, хочешь — по капельке смакуй с чаем. Что осталось в горшке, поставила перед хозяином, этот ест сколько захочется.
Налила пустого кипятку и Возаху.
— На, вот, пополощи кишочки.
— Спасибо на угощении.
Хозяин зыркнул недобро, но ничего не сказал. Воды человеку не дать — это уже грех.
Когда я ем, я глух и нем, а за чаем, хоть бы и травяным, можно и поговорить.
— Этот дядька — колдун? — спросил младший парнишка, кивнув на сидящего Возаха.
— Нищеброд это и бездельник, — недовольно ответил отец. — С чего ты придумал колдуна?
— Бабка Граня рассказывала, что ходят по деревням колдуны, просятся в дома на ночлег, а как их пустят, то у них потом власть над этими людьми есть: могут проклясть, а могут и чего доброго сделать.
— Ты больше дуру слушай, так и сам дураком станешь. Колдуны — они не такие. Вот я на ярманке видал колдуна, так тот был настоящий. Кафтан парчовый, весь в золоте, шапка высокая, глазищи страшные, чёрные. А как огнём дыхнул, то и меня ужасом проняло. Вот оно как… Только я ему всё равно медной полушки не дал.
— А как бы он тебя колдовским огнём сжёг?
— Не посмеет. На ярманке народу тьма, и начальство.
— Я бы ему дал копеечку. Чего жадиться-то?
Бац! Деревянная ложка звонко впечаталась в мальчишеский лоб.
— Ты слова-то выбирай, когда с отцом говоришь! Я те дам — жадиться! У меня копейка трудовая, мозолистая, а у него — бездельная. Знай погуливай себе да поколдовывай… Вот пусть денег наколдует три рубля и живёт в своё удовольствие.