Оказалось, что проснулся я как раз к ужину. Остальные уже давно сидели в нашей импровизированной лесной столовой и с аппетитом что-то уплетали. Я, хоть и чувствовал себя инвалидом, поспешил присоединится к ним. Мешки с трофеями, которые почему-то никто не забрал, решил оставить под деревом – я их и так, после того как тащил, ненавидел. Там же оставил и карабин. А вот МП не забыл.
Среди партизан царило веселое оживление. Аккомпанементом стуку ложек звучали рассказы о нашем выходе.
— …Тут оно как рванет! — жестикулируя ложкой, рассказывал какой-то боец. — А я аж зажмурился. Потом застрочил пулемет. Смотрю, немцы из машины прыгают и падают. Ага, думаю, попались в коробочке! Ну и тоже давай стрелять по машине…
Впечатлений от нашего выхода у народа явно было в избытке. Кто-то спорил, перебивая друг друга, кто-то пытался подсчитать, сколько убил немцев лично, кто-то хвастал трофеями.
— …А нам Митрофаныч, значит, говорит залечь дальше на дороге, чтобы мотоцикл назад не пустить, — рассказывал юнец не старше восемнадцати лет, но уже с антрацитово-черными усами и бородкой. — Мы отошли с Василием и в кустах залегли. Лежим, значит, ждем. Долго лежали – думали, уже не поедет никто. А тут слышим, едут. Мотоцикл мимо нас проехал…
— Ага, проехал, — перебил рассказчика сидящий рядом парень, видимо тот самый Василий. — Он еще только появился, как ты в него целиться начал! А если б пальнул, да те, что в грузовиках, услышали бы? Мало я тебе подзатыльника дал!
— Ну не пальнул же, — продолжил черноусый. — Так вот, проехали они мимо. Мы лежим, ждем, ничего не происходит. Машины-то уже слышим, а взрыва нет. Думали, может, не сработало чего. А потом бахнуло. И, слышу, стреляют. Я приготовился, смотрю туда, куда немцы уехали. Едут. Быстро так, а тот, что в люльке, — все пулеметом своим из стороны в сторону водит. Ну, я гранатку им на дорогу кинул – мотоцикл аж на самую обочину улетел…
Кто-то протянул мне миску с одуряюще вкусно пахнущей кашей. Я оглянулся – Оля. Стоит сзади, а глаза такие радостные. И от той замкнутости, которая у нее была, когда мы шли с Терехиным, не осталось даже следа.
— Поешь, Леша. Оголодал, наверное, совсем.
Я с благодарностью взял еду и принялся поглощать вкуснейшую пшенную кашу с мясом.
— А командир, пока вас не было, в себя пришел. — Оле не терпелось поделиться новостями. — На следующий день, как вы ушли, я ему бинты меняла. Смотрю – глаза открыл. А потом спрашивает, где он и что с его отрядом. Я Феликса Натановича сразу и позвала. Тот посмотрел, говорит, еще день командира не беспокоить.