Алекс засмеялся:
— Ты в дурном настроении? Это из-за того, что я тебя не трахнул ночью?
Вообще-то за воздержание Алексу полагалась награда. Более соблазнительной картины, чем извивавшаяся под ним от страсти Гвен, он в жизни своей не видел.
Правда, если он все же решится вступить с ней в половую связь, его ждут более соблазнительные зрелища.
Гвен покраснела.
— Я не знаю этого слова, поэтому мне нечего ответить тебе, — заявила она.
— Но, судя по твоему румянцу, ты догадываешься о его значении. Давай, входи в купе! Или ты за ночь передумала быть дерзкой и теперь дрожишь за свою добродетель?
Гвен фыркнула и с гордым видом вошла в купе. Правда, в тесном помещении было не до драматических сцен.
Повернувшись, Гвен пронзила Алекса сердитым взглядом.
— Ты просто несносен!
В ответ он улыбнулся. Если бы Алекс был художником, он, пожалуй, изобразил бы Гвен вот так — на фоне вагонного окна с зелеными бархатными шторками, обшитыми золотистой бахромой. «Сердитая молодая дама, решившаяся встать на путь порока» — так официально называлась бы картина. А неофициально он назвал бы ее так: «Несчастье, которого я избежал бы, если бы не изменил свой маршрут у Гибралтара».
Но первое название было безвкусным, второе — бесчестным. Если бы Алекс продолжил свой путь в Южную Америку, то, наверное, действительно избежал бы многих неприятностей. Ну и что из того? Гвен была такой забавной. Она отважно вышла за пределы своего тесного ограниченного мирка, решив кардинально изменить свою жизнь. Родители и Ричард желали ей только добра, но Гвен была недовольна предначертанной ей судьбой. Мертвые не должны контролировать жизнь живых.
Волосы Гвен блестели в солнечных лучах, проникавших в окно купе, переливались каштаново-золотисто-рыжими тонами. Они казались Алексу настоящим чудом, не менее ценным, чем некоторые сокровища национальной культуры. Такие, например, как коллекция античных скульптур из Парфенона, привезенная и проданная в Британский музей лордом Элджином, или архитектурные шедевры. Этой ночью Алекс постоянно прикасался к ее волосам, и это доставляло ему неизъяснимое удовольствие.
— Такой оттенок сравнивают с цветом имбиря, но, мне кажется, эго несправедливо, — вырвалось у Алекса.
— Прости, что ты сказал?
— Впрочем, ты бываешь такой же пряной, как имбирь, — продолжал он. — Тебе это нравится, да?
Гвен приоткрыла рот от изумления. Вчера на ее губы была густо нанесена помада, однако их не требовалось красить. Губы Гвен имели природный нежно-розовый оттенок. Алексу нравилось наблюдать, как она ест редиску. Синеватый свет газовых светильников придавал редиске рыжую окраску, сходную с цветом волос Гвен.