— Не боись! — хлопнула я его по плечу. — Если что, то ваши желудки приготовленный мной ужин должны переварить!
Голему совсем поплохело от такого известия, но назвался Сусаниным — терпи поляков! — и он согласился проводить меня в пищеблок. Хотя, судя по выражению его глиномордии, куда с большей охотой он бы проводил меня в болото.
— Сейчас! — заявила, подмигивая, одна молодая особа, удаляясь за кровать перекусить и переодеться.
Пирожки парфенушек оказались так удачно завернуты, что до сих пор сохранились теплыми. Они вполне съедобны длительное время. Да и грушевого отвара после моей трапезы еще прилично оставалось.
Я прикинула размеры свертка: при самом скромном раскладе дней пять питаться можно. По идее, начинка и тесто у пирожков не быстропортящиеся, а тут прохладно — глядишь, и все семь выдержат. Тем более быстрые дрожжи, от которых выпечка мгновенно сгнивает на вторые-третьи сутки, тут еще не изобрели. Все свое, натуральное, без пищевых добавок…
Приплясывая, я собралась идти портить Иртихалу жизнь.
Фантазия у меня сегодня била ключом и, как обычно, по голове, потому что иначе объяснить мой выбор костюма для готовки нельзя.
На мне красовался длинный белый халат, сверху которого я повязала прорезиненный фартук до пола, тоже белый.
В голову упорно лезла мысль: «Брызги крови будут чрезвычайно эстетично смотреться именно на белом». Чью конкретно кровь я мечтала проверить на все составляющие — думаю, объяснять не нужно. Но боюсь, этот «кто-то» будет активно против сдачи анализов в двойном размере.
В нетерпении я притоптывала черными галошами — эквивалентом белых тапочек и поправляла громадный поварской колпак, упорно сползавший на нос.
Голем ушел в нирвану и попытался «склеить ласты» от одного только вида «то ли девочки, то ли привиденья».
Хилый какой!
Разбаловал их Иртихал, однозначно. Ну ничего, зато сейчас пришла Илона, и всем станет очень весело.
— Но-но! — окоротила его я. — Ты мне тут не намусори своими останками. Я убираюсь еще лучше, чем готовлю!
Мужик смирился с ужасом в галошах и, тяжело вздохнув, направил свои глиняные стопы в сторону пищеблока.
Когда мы чуть-чуть (минут сорок!) проплутали по всем коридорам и бегло изучили все местные достопримечательности, я наконец-то узрела кухню и возрадовалась.
Там было на что посмотреть. Она наводила на мысли о патриархальности хозяев и их ярко выраженной гигантомании.
Тут все было большим. Огромный полыхающий очаг посреди промышленного по земным меркам зала. В таком очаге впору варить грешников — да-да, тех самых, которые томятся в смоле!