— Подкрепление ждешь? — шепотом спросила я.
Дядя замотал головой и показал запыленную бутыль с вином.
— А-а-а, собутыльников… — сообразила и нечаянно уронила один из кубков на золотой шлем. Звон стоял — заслушаться можно!
Дверь немного походила ходуном, но устояла. Кто к нам пожаловал, я догадывалась, но почему не может войти…
— Балда! — шлепнула я себя по лбу, забыв выпустить из руки еще один кубок.
Звон повторился. Все заслушались.
— Я ж этим мордам приказала дружить вечно и нерушимо! Ну вот они и того… послушались! Интересно, он их уговаривать будет объятия разжать или сразу за болгарку возьмется?
— Илоночка, — ласково раздалось за дверью. — Девочка моя, а что ты там делаешь, а-а-а?..
Врага нужно нейтрализовать и оглушить. Чем будем глушить? Можно тротилом, но опыта нет. Тротила тоже. Хорошо, тогда деморализуем?.. Психически…
И я, собравшись с духом, заголосила:
Водку я теперь не пью,
Колбасу не кушаю,
В сейфе я теперь сижу,
Иртихала слушаю!
Две последние строчки я выпевала вместе с аралёзами. Они тоскливо подвывали и искали у меня совесть. Та сама заслушалась, поэтому на левые посторонние призывы молчала, как рыба. Об лед. Вовне тоже воцарилось молчание, что позволило мне стырить еще пару ковчежцев, три медальона и одну диадему.
— Со-о-олнышко, — некоторое время спустя позвал оправившийся от культурного шока Иртихал. — Краса-авица моя…
Плохо подействовало, если он еще выговаривать такие слова может. Крепкий мужик. Обычно ломаются сразу и дальше только нецензурно и с рукоприкладством. Надо ему повторить на «бис»!
Милка че, да милка че?
Никак, влюбился горячо?
Не влюбился горячо?
Тогда мотай через плечо! —
спела я с душевным надрывом под аккомпанемент аралёзов.
На мое художественное (от слова «худо») исполнение вылез уже дядя и очень обиделся.
Скелет потряс пустой бутылью и показал щелчком по челюсти и разведением рук в стороны, что я его лишила удовольствия от опьянения, и как следствие, похмелья, по каковому поводу он шибко расстроен.
Мне в который раз стало стыдно, и я подмазала дядю иртихаловскими деликатесами вкупе с пивом. Дядька подобрел и умелся обратно, подарив Илоночке от всей широкой души державу.
Мило так запустил. Мне. В голову. Какой добрый!
— Давай поговорим! — задушевно предложили за дверью. — Обсудим дела наши скорбные…
— Наглый плагиат! — прошипела я, громко сопя и не особо реагируя на вражеские призывы, потому что ковчежец в сумку не влезал по размеру.
— Илоночка, счастье мое, открой, и я буду любить тебя до конца твоей жизни! — надрывался Иртихал.
— Который наступит прямо сразу после открывания! — догадалась я и в отместку спела новую арию: