— Вы же вроде палеными перьями в чувство приводите? — пробурчал я.
— Ты хочешь, чтобы я у горгула перышко одолжил? — насмешливо спросил зять, скрывая в глазах тревогу.
— Я не настолько садист, — признался я, с трудом поднимаясь. — Чтобы его поджечь — леса не хватит. А я за озеленение и вообще… от природы скромный.
Вот так, нетвердо держась на ногах и покачиваясь, как пьяный, я с посторонней помощью доплелся до брички. Там меня в виду нетрудо-и небоеспособности уложили под слой сена. Еще и сверху поленом приперли. Здоровенным.
Заботливые, млин! Это чтобы я, подобно умертвию, не восстал по дороге? Эдакий зомби с криком: «Йаду мне, йаду! Два раза — и не мешать!» И ручками — цап-цап! Колоритное зрелище в моем исполнении. Интересно, у них аутодафе существует?
Русалку посадили рядом. Видимо, решили: всю нечисть лучше держать в одном месте.
Время нас поджимало уже нешуточно. Мы вот-вот должны были выдвигаться, потому что начинало светать. Отряд под руководством Кондрада оседлал лошадей и ждал от него знака.
Но полешко на мне пролежало недолго. Жалко даже. Я как бы под него уже приспособился. Мимикрировал. Бревно и Денис — близнецы-братья! «Мы говорим бревно — подразумеваем Денис… Мы говорим Денис — подразумеваем бревно…» Как-то так, если перефразировать Маяковского.
Вскоре над нами раздались громкие вопли горгулий и нарастающий шум отчаянной драки. Мне прилетело сверху парой мелких булыжников (и слава богу, что мелких!) — не то горгулья кровь, не то перышки… хотя я так и не разобрался, есть ли у них перья…
Не с нашими ли они дерутся? Странно, мы ж еще не выехали, они не должны сразу атаковать?.. Изнывая от любопытства, я отодвинул деревяшку и высунул голову.
Картина была… «Приехали!» Иначе не назвать. Только драки сумасшедших горгулий над головами нам для полного счастья и не хватало!
Наши птеродактили разделились на два лагеря и с яростными криками лупасили и драли друг друга. Все это сопровождалось камнепадом сродни сошествию с неба метеоритного дождичка, загогулистыми выражениями и время от времени идущими в крутое пике увесистыми тушками летающих крокодилов. Тушки валялись, правда, недолго. Горгулы отряхивались и снова гордо устремлялись в небо, на битву.
Кондрад и несколько сопровождающих подрастерялись, не зная, как это все понимать. Кони шарахались и отчаянно ржали. Пришлось возвращать их под навес. Из нашей брички тоже выпрягли лошадей, а про нас временно забыли, отвлеченные происходящим наверху.
Я прислушался, пытаясь в этом оглушительном оре разобрать отдельные фразы. Зрелище было еще то. Пригляделся повнимательней… Мать моя женщина! Вообще-то я их очень даже понимаю… Если бы мне на груди сделали татуировку в виде золотого сердечка с надписью «Кондрад форева!», я бы еще и не так злился.