Не от мира сего-1 (Бруссуев) - страница 82

Илейко хотел, было, выйти из своего укромного угла, да вовремя передумал: родные могут неправильно понять, хлопнуться в обморок или еще чего. Пусть бы кто-нибудь, что ли, представил его, нового, оздоровленного. Кроме грачей больше некому. Да и те, вероятнее всего, не смогут прокаркать доходчиво и весомо, чтобы сделалось понятно. Пока он чесал в затылке, отец проговорил:

— Неужто, метелиляйнены вернулись? Говорят, им такое было под силу.

Тут Илейко подумал, что ему пора обнаруживать себя, иначе напридумывают себе родственнички небылиц, да в них же и поверят. Он прокашлялся, отчего грачи перебежали на тот угол поля, что ближе к людям, стали там так же ходить взад-вперед, косить лиловым глазом в сторону и степенно переговариваться:

— Кар-кар.

— Кар?

— Кар!

— Мамо! Папо! Сестры и братья! — вскрикнул Илейко, бесцеремонно вмешиваясь в птичьи диалоги. — Тут я сижу. Подойдите!

Родственники переглянулись. Даже мать перестала всхлипывать. Почему-то в их души закралось сомнение. Кто это кричит голосом пропавшего великовозрастного дитяти?

Грачи резко и одновременно встали на крыло, то есть, конечно же, попросту, улетели. Отец же проявил волю и выдержку, отправившись через все поле к искусственной стене.

— Сюда идите, — крикнул он, немного погодя. — Это Илейко.

— Ох, простите меня, что, не подумавши, занялся делами, — сказал Илейко, когда подбежали и мать, и сестры с братьями.

— Какими делами? — удивился отец.

— Зачем же ты сюда перебрался, никому не сказав? — осерчала мать.

— Ты видел, кто все это сделал? — спросили братья.

— Как спалось? — поинтересовались сестры.

Илейко решил, что больше заниматься дипломатией не стоит и сказал:

— Дорогие мои! Я выздоровел. У меня теперь работают ноги. Это поле очистил я.

Отец переглянулся с матерью, сестры засмеялись, а братья потупили взгляд. Никто, конечно же, не поверил в чудо. Подумали, поди, что от долгого сна калека слегка умом тронулся. Тогда Илейко поднялся на ноги. Мать и девки испуганно ойкнули. Отец и парни — побледнели.

— Вот что я теперь могу! — похвастался он, подхватил ближайший камень, величиной со свиную голову, коротко разбежался и запустил его в лес. Камень охотно улетел, врезался там в ствол ели и сбил двух дятлов, только что собравшихся слегка перекусить. Их оглушил могучий удар по дереву, и они, безвольно цепляясь крыльями за сучья, обвалились вниз. Как раз на голову бесстрастной кунице, которую в этой жизни ничего уже не могло удивить: камень, падая, перебил ей хребет, умертвив в один миг.

— Круто, — единогласно сказала семья. Однако как-то без особого энтузиазма. Бросаться камнями — одно, вот очистить под распашку целое поле — это настоящий земледельческий подвиг. Под силу, разве что герою-пахарю из Большой Сельги Мике, или как его величали слэйвины — Микуле Селяниновичу.