— Нет, не всегда, — протянул руку для прощания родственник. — Раньше он кистенем (от "кязи" — кисть руки, в переводе с финского, примечание автора. Это мой привет Носовскому и Фоменко и их "Новой хронологии" с единым "прарусским" языком) баловался. Потом куда-то потерял, видать.
— Ну ладно, бывайте здоровы, — ответил рукопожатием Илейко.
Он взял лошадь под уздцы и пошел, не оборачиваясь, в сторону дома. Вообще-то была у него мысль, отправиться в Большую Сельгу к Микуле Селяниновичу, да он пока как-то терялся. Что же это такое получается: куда ни сунешься — везде какое-то безобразие атакует. Сидел себе за домом, точил топоры — и всем было плевать, кто такой. Лишь встал на ноги, пошел по миру — получай скандал. Порвут на части, проткнут шилом, закуют в кандалы. Что за напасть такая!
Однако по мере удаления от Ведлозеро, где у него случилась такая оказия, настроение стало решительно улучшаться. Может быть, тому виной был достаточно объемный мешок, притороченный к попоне, а в мешке — добрая еда и большой кувшин бражки. Или — погода. Пошел холодный секущий дождь, непринужденно сменившийся мелким градом, а потом — крупными хлопьями снега.
Лошадь молча шагала рядом, ничем не выдавая своего эмоционального настроя.
— А ведь радоваться должна, что не на тебе еду! — сказал ей Илейко, хотя зад у него еще крепко побаливал. И опасность развалиться на две части, стоит только оказаться верхом, казалась весьма явной.
Лошадь не торопилась с ответом, громко дышала, встряхивала изредка гривой, когда в нее набивался снег, и жевала что-то с ленивостью только что отобедавшего воеводы.
— Как же мне к тебе обращаться-то, горемычная? Может быть, назвать, как Христос Петра "Кифа", или "Киви" (камень, в переводе, примечание автора)? Будешь, на вроде моего спутника. Да нехорошо, что-то, лошадь "камнем" называть, встанешь на месте — и не сдвинуть потом. Эх, не догадался спросить у Лаури!
Лошадь невежливо пошевелила ушами и задрала хвост.
— Вот ведь, зараза! — поспешно отходя в сторону, пробормотал Илейко.
На том и порешил: животное обрело имя, а его путешествие — маршрут. На одном из многочисленных перекрестков, попадавшихся по пути, он свернул в сторону Вагвозера через Афанасьеву Сельгу. Сказать, что блуждая по лесам, Илейко имел какое-то волшебное чутье направления — значит слегка погрешить перед истиной. В попадающихся деревнях и маленьких лесных хуторах он обязательно спрашивал правильный путь. А иногда на самом перепутье лежали вестовые камни с указанием верной дороги: прямо пойдешь — коня потеряешь, налево — себя и тому подобное. Не знаменитые Латырь-камни, конечно — кое-что поскромнее — но что-то в таком же духе.