не может постигнуть
вещи в себе, что
реальность лежит
совершенно вне понятий, то сейчас же окажется, что такой
разум, который не может
привести себе в
согласование со своим предметом, вещами в себе, и
вещи в себе, которые не согласуются с понятиями разума, понятие, которое не согласуется с реальностью, и реальность, которая не согласуется с понятием, суть
неистинные представления. Если бы Кант при этом определении истины сохранил идею
воззрительного рассудка, то он отнесся бы к этой идее, выражающей требуемое согласие (реальности и понятия), не как к мысленной вещи, а именно как к истине.
«То, знание чего требуют, объясняет далее Кант, есть всеобщий и верный критерий истины всякого познания; он должен быть таким, который применим ко всем познаниям без различия их предметов; но так как при нем отвлекается от всего содержания познания (от отношения к его объекту), а истина касается именно этого содержания, то было бы совершенно невозможно и нелепо спрашивать о признаке истины этого содержания познания». Здесь очень определенно изложено обычное представление о формальной функции логики, и >{15}приведенное рассуждение кажется весьма убедительным. Но при этом следует прежде всего заметить, что обычная участь такого формального рассуждения – забывать в своем словесном изложении то, что составляет его основу, и о чем оно говорит. Утверждается, что было бы нелепо спрашивать о критерии истины содержания познания; но по приведенному выше определению истину составляет не содержание, а его согласие с понятием. Содержание, о котором здесь говорится, без понятия есть лишенное понятия, стало быть лишенное и сущности; о критерии истины такого содержания, конечно, нельзя спрашивать, но по противоположному основанию, именно потому что оно в своей непричастности понятию может быть не требуемым согласием, а лишь чем-то принадлежащим к лишенному истины мнению. Оставим в стороне упоминание о содержании, порождающее здесь ту запутанность, в которую постоянно впадает формализм и которая побуждает его говорить обратное тому, что он хочет сказать, коль скоро он вдается в объяснение, и остановимся на том отвлеченном взгляде, по коему логическое лишь формально и отвлечено от всякого содержания; в таком случае мы получаем одностороннее знание, не содержащее в себе никакого предмета, пустую, лишенную определения форму, которая, стало быть, столь же мало есть согласие – ибо для согласия существенны две стороны, – сколь мало есть истина. В априорном синтезе понятия Кант признал высший принцип, в коем может стать познанною двойственность в единстве, следовательно, то, что требуется для истины; но чувственная материя, многообразие воззрения имели над ним слишком много силы для того, чтобы дать ему возможность дойти до рассмотрения понятия и категорий