— спросила я. «Есть такое. Антисемитизм. Спросишь на улице немца, к примеру, как пройти туда-то, а он сделает вид, что не слышит и мимо с ледяными глазами. Они, немцы, легко по нашему акценту догадываются, что не местные мы, а приезжие».
А про что Л. Никитинский: «В Берлине вообще витает дух свободы и добросердечия, мало понтов, но полно людей из разных стран и чудаков любого рода».
Но один из «понтов», мимо которого пролетело умственное усилие воспевателя упрощённого взгляда на сложнейшие исторические катаклизмы, — памятник жертвам еврейского Холокоста в центре Берлина. Ещё когда знакомый немец пристал ко мне с вопросом: «Объясните, почему евреи добились права вбить около 3000 глыб в самом центре Берлина? Зачем им потребовался этот особый памятник? Неужели они не понимают провокационный характер своего деяния? Почему вы, русские, главные победители фашизма, не стали громоздить свои символы рядом с Бранденбургскими воротами?»
Он, конечно, знал ответы на эти вопросы, как знают их все здравомыслящие люди. Но я подтвердила общеизвестное:
— Потому мы, русские, поставили свой памятник советским воинам-освободителям вдали от центра Берлина, что не имели целью оскорблять и унижать весь немецкий народ, потому что мы воевали не с ним, а с фашистами, потому что нашему русскому народу не свойственна оголтелая, свирепая, ветхозаветная мстительность.
— Этот памятник, — сказал немец, — увы, как тлеющий костёр, он провокационен по сути. Он будет разогревать и уже разогревает антисемитские настроения в Германии. Хотя это можно обозначить и как беспричинный рост антисемитизма.
Нуте-с, пришла пора «переосмыслить период нацизма «не единицами» (Л.Н.), а массами умов». К чему бы эти самоновейшие казуистические предписания? А вот: уравнять Сталина с Гитлером во славу всеохватного тогашеско-изуверского сионизма!.. Отсюда «взгляд и нечто».
Гляньте, люди добрые, как безбоязненно, прихихикивая, что, впрочем, всегда было свойственно местечковым мещанам, Л.Н. изгаляется над тем, в чём менее всего смыслит: «Я думаю, что проклятием России больше, чем нефть, является старательно ей внушаемый сверху комплекс победителей, он исключает не только покаяние, но и вообще всякую рефлексию. Зачем? Мы же всё равно «победили»! Кого, немцев? Ну, можно ещё вспомнить Куликовскую битву, что многие, утешая себя из лени, и делают. Зато немцы потом долго, болезненно и упорно побеждали и победили сами себя, а мы этого в школе не проходили. И пока это не будет сделано, никакие ещё победы русского духа невозможны даже в футболе».