В последний раз я видел Никки больше года назад, когда она еще училась в школе; угловатая, неловкая, она все время краснела. А теперь вытянулась и стала такая же высокая, как отец, и такая же красивая, как ее мама. У нее были длинные шелковистые волосы, золотистые, но с рыжинкой, наполовину скрывающие бледное личико с тонкими чертами, прямо-таки сияющее молодостью и здоровьем.
— Крейг! Никки! — воскликнул я. — Девочка, ты выглядишь неподражаемо, — я посмотрел на ее свежезагипсован-ную ступню, торчащую вперед под некоторым углом из-под высоко подвернутой штанины джинсов, — но ты, кажется, сломала ногу.
— Футбол, — И она повела плечами, так широко, насколько позволили костыли.
Мы с Крейгом обменялись тычками и похлопали друг друга по спине в полном соответствии с каледонской традицией, предписывающей подобное поведение для всех давно не видевшихся земляков-шотландцев. Я обнял и Никки, но несколько более сдержанно. Она как бы наклонилась, чтобы попасть в мои объятия, и «клюнула» меня в щеку. От нее пахло той сельской свежестью, какая встречается лишь на приличном расстоянии от Лондона.
— Слышал, ты в Оксфорд надумала, ага? — проговорил я, глядя на нее и качая головой.
Она покивала.
— Угу… Просто воду или что-нибудь вроде того, — Эго она уже обращалась к отцу.
— Китайский, кажется? — спросил я.
— Эге, — кивком подтвердила она.
— Здорово. Тебе повезло. Сможешь научить меня ругаться по-мандарински.
Она хихикнула, внезапно опять превратившись в ребенка.
— Если только пообещаешь делать это в прямом эфире, дядюшка.
Я втянул воздух сквозь зубы.
— Умоляю, не называй меня дядюшкой, о’кей? Подари мне, старику, немного счастья, пусть люди подумают, что ты просто шальная девчонка, которую мне случайно удалось подцепить.
— Кен! — И она заехала мне по ноге костылем.
— Эй ты, — пробормотал я, потирая голень, — должен же я поддерживать репутацию. Или придерживать.
— Ты ужасен!
— Да ладно тебе. Пойдем лучше где-нибудь присядем, — предложил я, протягивая руку, чтобы она могла опереться, и объявил: — Крейг, нам здесь больше делать нечего, мы двинем туда.
Он помахал мне рукой. Никки мотнула головой, подавая знак, чтобы я шел впереди.
— Хромай за мной, — распорядился я и стал протискиваться сквозь толпу, направляясь к главному «объему», а Никки заковыляла следом.
Я обернулся, чтобы опять взглянуть на нее, когда мы выбрались из кухонной толчеи, и вздохнул:
— Ах, Никки, Никки!
— В чем дело?
— Знала бы ты, сколько сердец разобьешь в Оксфорде, малютка.
— Ага, значит, вместо того чтобы ломать кости, ты советуешь взяться сразу за внутренние органы, удачная мысль.