— Я.
— Ты? Но…
— Мы обе.
— Я и еще раз я? Так ты вдобавок растафарианка?
Она рассмеялась.
— Мы обе упали с обрыва. Хорошо помню, как это случилось. Помню, как видела себя падающей, до сих пор слышу свист рассекаемого мной воздуха, помню, как ноги дергаются, точно пытаются бежать куда-то, и как я не могу кричать, потому что мне словно выкачали из легких воздух, а еще помню, как выглядели приближающиеся ко мне камни.
— Так это молния убила… наполовину убила тебя или падение на камни?
— А какая разница?
— Не знаю. А ты как думаешь?
— Наверно, и то и другое убило. Наполовину.
— Пожалуй, на этой стадии мы дошли до четвертинок.
— Думаю, либо того, либо другого вполне хватило бы. Важно, что все это произошло.
— Едва ли я вправе предположить, что все это могло произойти лишь в твоей голове, когда девяносто тысяч вольт шарахнули тебя по черепушке, а затем прошли через все тело?
— Нет, почему — вправе, конечно. Если тебе нужно верить в это, чтобы иметь разумное объяснение всему случившемуся со мной, ну то есть объяснение, лучше всего подходящее для твоего мышления, то, разумеется, ты имеешь на это полное право.
— Я имел в виду нечто совсем другое.
— Знаю. Но, видишь ли, когда все случилось, именно я находилась там, а ты, милый мой, нет.
Я глубоко вздохнул:
— Ну да, конечно… Так в чем же выражается, что ты лишь наполовину жива в этом мире… и в том, другом, тоже? Мне, например, ты кажешься полностью живой и, я бы даже рискнул заметить, животрепещущей. Во всяком случае, в этом мире. Минут десять назад я ощутил это особенно сильно. Хотя, кажется, французы называют подобное «маленькой смертью». Но ведь такое сравнение всего лишь милый пустяк. Ты не об этом же говоришь? Однако вернемся к симптомам. Что именно вызывает у тебя подобные ощущения?
— То, что я их ощущаю.
— Понятно… Хотя нет, не понятно. До меня не доходит.
— А мне все кажется очевидным. Настолько, словно я всегда об этом знала. Когда я прочла о параллельных мирах, мои ощущения только получили объяснение. Я не утвердилась и не усомнилась в моих ощущениях, просто мне стало проще объяснить их другим людям.
Я улыбнулся.
— Значит, весь наш разговор за последние пять минут является следствием того, что объяснять стало проще?
— Да, проще. Хоть и не просто. Пожалуй, выражение «не так трудно» здесь подошло бы лучше.
— Действительно.
— Думаю, в мой следующий день рождения все может перемениться, — проговорила она и кивнула с серьезным видом.
— Почему?
— Потому что меня ударило молнией, когда мне исполнилось четырнадцать, а теперь мне будет двадцать восемь. Понятно?