…Да, то же лицо, что склонилось над ним в кустах у подножия холма. Руки осторожно прикладывали к его лбу влажную марлю с травяным запахом. От нее зеленая прохлада расходилась по голове и вытесняла розовую боль.
Данислав лежал под толстым одеялом. В комнате стало темнее — вечер. Только сейчас возникли приглушенные эмоции. Удивление: где это я? Страх: куда делись преследователи на вездеходе? Растерянность: кто она такая?
— Вам уже лучше?
Девушка отложила марлю и села на стул возле кровати.
— Ну, вам же лучше?
— Ты кто?
Получилось «Ххты кххдо?» Пересохшие губы потрескались.
Она всплеснула руками, поднесла к его рту чашку, и Дан стал пить маленькими глоточками.
— Ты меня сюда притащила?
— Да. Вы не очень тяжелый, а…
— Никого там не видела, в роще?
— А вы были не один? Нет, я не…
— Хорошо.
— У нас врач уехал в город, и никого… Странный говорок, не городской. Незнакомый акцент.
— Уехал в город, и никого, все ушли на комбинат. Тут только я.
— Какой комбинат? Что это за место?
— Это скотный комбинат, но я осталась в поселке, потому что у вас…
— Долго я здесь?
— Наверное, сотрясение, я боялась…
— Долго?
— Два дня. Я боялась, вы не очнетесь…
Два дня? Это значит — опасаться теперь нечего. Ясность мыслей возвращается, пора разобраться в ситуации. Сельская местность, какой-то комбинат. Скотный… «Коровья фабрика», что ли? Ага, инкубатор здесь у них, а рядом, наверное, поселок на двадцать домов, где живут рабочие и администрация. Сейчас все остальные на службе, кроме нее. Как, кстати, ее зовут?
— Тебя как звать?
— Ната.
Это что за имя такое? Наташа, что ли? Обладатель тоже не слишком типичного имени Данислав чуть повернулся, разглядывая ее. Да уж, по лицу видно — именно Наташа, и никак иначе. Красивое лицо, хотя…
…И вправду красивая, хотя черты не утонченные. Они и не вульгарные, но простые — простонародные то есть. Высокая для женщины — когда целуется, ей не приходится вытягиваться на цыпочках. Не толстая, но крупная, бедра широкие. Хотя талия тонкая, и получается такой интересный изгиб… На двенадцать лет младше. Мнительная. Любит поспорить по пустякам. И податливая, очень податливая.
Нежно прошуршал искусственный шелк, и в полутьме очертания тела исчезли под короткой ночной рубашкой. Ната легла, любимая поза — щекой на его плечо, одну ногу согнула и забросила на него, ладонь на груди. Дан лежал с открытыми глазами, уставившись в потолок, и думал о своем. Тут у них принципиальное отличие: он был вполне самодостаточен, мог оставаться наедине с самим собой долго, а она — нет.
О чем ты думаешь?