Приговоры поступили в имперскую военную прокуратуру 21 декабря.
Начальник тюрьмы Берлин-Плётцензее получил приказ срочно подготовить все необходимое для казни одиннадцати особо важных государственных преступников. До сих пор в Плётцензее приговоренных к смерти отправляли на гильотину.
В тюремном дворе срочно соорудили виселицу с восемью крюками.
24 декабря начинался традиционный запрет на казни, который заканчивался 6 января. Шеф военной прокуратуры болел, а без его подписи приговоры не могли быть приведены в исполнение.
Когда Гитлеру доложили об этом, он сказал, что знать ничего не хочет: преступники должны быть казнены немедленно!
Главу имперской военной прокуратуры подняли с постели, и тот дрожащей от слабости рукой поставил свою подпись на одиннадцати бумагах.
Вечером 21 декабря приговоренных привезли в Плётцензее. Каждому разрешалось написать прощальное письмо.
В последнем письме к родителям, копия которого попала к Шелленбергу, Шульце-Бойзен писал:
«Эта смерть мне подходит. Каким-то образом я все время предчувствовал ее. Все, что я совершил, я делал по велению своего разума, сердца и в соответствии с убеждениями».
22 декабря их казнили.
Шульце-Бойзен на эшафот взошел молча, а Харнак, как передавали Шелленбергу, перед смертью выкрикнул: «Я ни о чем не сожалею! Я умираю убежденным коммунистом!»
19 января слушалось дело очередной партии заключенных из группы Шульце-Бойзена — Харнака. К смерти приговорили балерину Оду Шоттмюллер, Ганса Генриха Куммерова и его жену Ингеборг.
Прошло уже несколько месяцев после приговора, но он еще не приведен в исполнение. Шелленберг знал, что палачи медлили не по своей воле. Казнь отсрочили по приказу Кальтенбруннера, который надеялся что-либо выпытать у этих людей. Такая надежда у него появилась, когда в конце января тюремщики перехватили записки Куммерова, которые тот пытался тайно передать на волю. Шелленберг прочитал эти записки. Они были весьма любопытны и помогли бригадефюреру лучше понять «психологический механизм» людей «Красной капеллы».
«Выражение и понятие «шпион», «шпионаж» в обычном смысле не отражают сущности моего поведения, как и тысяч других людей, уже с 1918 года, — писал Куммеров. — Это поведение, позиция, образ действий органически возникли в коммунистических и сочувствующих им кругах с тех пор, как коммунистическое мировоззрение нашло свою родину в России. Речь шла о том, чтобы содействовать ее техническому развитию и оснастить в военном отношении для защиты от соседей, откровенно алчно взиравших на эту богатую, перспективную страну, население которой составляли замечательные, идеальные по своему мировоззрению люди, но еще слабые в области техники. С этой целью их друзья во всем мире помогали русским единомышленникам делом и советом, передавая все необходимые им знания.