Однако в армии много других мест, на которых может пригодиться опытный и грамотный офицер, пусть он хоть трижды инвалид. Нашлось место и для бывшего танкиста – Германия захватила огромные пространства, на которых надо было наладить управление. Хервига послали в Белоруссию, которая на глазах становилась одним из самых кровавых мест. Тем не менее, порядок там надо было навести – эта земля уже занимала свое место в долгосрочных планах немецких экономистов. При этом надо было учитывать и то, что местные жители, народ мужественный, решительный и с тяжелым характером, вовсе не жаждали иметь у себя на шее немцев. Партизанское движение росло, как на дрожжах, и недалек был тот день, когда оно превратится в самую настоящую проблему.
Вот и угодил свежеиспеченный гауптман в этот котел, но, вместо того, чтобы свариться и пополнить своим именем надписи на длинной веренице могильных крестов, отмечающих путь немецкой армии, неожиданно для всех, и для себя в том числе, вписался в новую жизнь. Сам выходец из провинции, он так и не понял, почему одни люди стоят выше других по национальному признаку. Нет, когда били евреев, он все прекрасно понимал – ведь именно евреи когда-то были во главе революции, помешавшей Германии если не победить в Великой войне, то хотя бы выйти из нее с минимальными потерями. Все же Хервиг был профессиональным военным и понимал, что победить тогда было уже нереально, однако свести партию вничью шанс еще был. Ведь для победы нужны деньги, деньги и еще раз деньги, а экономика обеих противоборствующих сторон держалась уже тогда на честном слове. Ну или, если не вничью, то хотя бы без тех унизительных и грабительских репараций, которые и привели, по сути, к власти нацистов. Он хорошо помнил время, когда им было попросту нечего есть, и отец, сильный и работящий мужчина, приходя домой, мог лишь сесть, и, опустив голову, рассматривать свои огромные, как лопаты руки. Руки, которыми он не мог прокормить семью. Может быть, именно это и свело его в могилу раньше срока. И его, и мать.
В то же время, по сравнению с другими гражданами разоренной страны, евреи жили очень неплохо. Разумеется, не все евреи были богачами, равно как и не все евреи были революционерами, но детям этого было не объяснить. Выросло целое поколение, ненавидящее евреев, и когда начались погромы, именно они, дети послевоенной Германии, были в первых рядах. Повзрослевший Хервиг Мюллер не испытывал гордости за то, что они творили тогда, но и казнить себя не собирался. Что сделано – то сделано, и виноваты в случившемся были обе стороны.