— Боже мой. Конечно. Конечно!
Точно до него это внезапно дошло.
Остановленная, когда ее пальцы были уже возле его руки, протянутые за тем, что было ей почти обещано, она нахмурилась, не понимая:
— Что такое?
Лицо его исказила легкая гримаса абсолютной скромности и самоуничижения.
— Прости меня. Уверен, у тебя лучшие виды на будущее, чем мы, создатели посредственных телепрограмм, можем тебе предложить.
Когда он впервые попробовал эту роль — чувствуя, как потеют руки, а кровь стучит в ушах, — то думал, что все это так банально, что может обмануть разве что слепоглухонемого. Но, следуя своим инстинктам, он всегда оказывался прав, даже когда они вели его по тропе преступлений. Та, первая, — точно так же, как и эта, — тут же поняла, что ей предлагается нечто, совершенно недоступное малозначащим остальным, с кем он разговаривал только что.
— О чем вы? — затаив дыхание, робко, не смея признать то, во что уже успела поверить, — на случай, если поняла неправильно и рискует испытать обжигающий стыд, если это окажется недоразумением.
Он чуть пожал плечами, так что ткань его безупречного пиджака едва дрогнула от этого почти неощутимого движения.
— Забудь об этом, — сказал он и слегка, еле заметно качнул головой. Грустный потупленный взгляд выразил разочарование, ослепительная улыбка исчезла с лица.
— Нет, скажите мне.
Теперь уже это был вопль на грани отчаяния, потому что кому же не хочется быть звездой, что бы он там ни говорил. Неужели вот сейчас он возьмет и выдернет из-под нее этот почти обозначившийся волшебный ковер-самолет, готовый вознести ее из ее скучной жизни в его мир?
Быстрый взгляд по сторонам — убедиться, что никто их не слышит, — потом голос стал одновременно мягким и настойчивым.
— Новый проект, над которым мы сейчас работаем. Ты — именно то, что мы ищем. Ты была бы в нем просто великолепна. Как только я тебя разглядел, сразу же понял, что ты — это то, что надо. — Улыбка сожаления. — Сейчас, по крайней мере, я буду держать тебя в голове, когда мы станем разговаривать с сотнями кандидаток, которых к нам присылают. Может быть, нам повезет и…
Он умолк, не докончив, влажные глаза смотрели потерянно, как у щенка, брошенного в конуре после летнего отдыха.
— А не могла бы я… То есть… ну… — в лице Донны вспыхнула надежда, потом удивление собственной смелостью, потом разочарование, когда она замолчала, так больше ничего и не сказав.
В его улыбке появилась снисходительность. Взрослый увидел бы в этом выражение превосходства, но она была еще слишком юной, чтобы почувствовать, когда к ней относятся свысока.