Он помнил, как брали штурмом королевский дворец, где засели заговорщики. Как поднимались по мраморной лестнице закованные в броню королевские паладины, напоминающие те самые боевые машины, о которых рассказывал переселенец, и как над ними висели, переливаясь разными цветами, ауры защитных заклинаний. Это было красиво. Помнил, как летали над дворцом огненные шары, ледяные стрелы, молнии, слепящие радуги и прочие атрибуты битвы магов. Это тоже было красиво. Как он оказался под обстрелом — не помнил. Запомнил топтавшийся без командира отряд полицейских и свою мысль, что они так и протопчутся на месте, если им ничего не приказать.
Он помнил, как шел вместе с этим отрядом. У него в руках был тяжелый армейский арбалет, подобранный около какого-то покойника. Над его головой свистели стрелы и летали молнии, но ему не было страшно. Он не умел бояться. Помнил, как Элмар прикрывал его своим щитом и ругался: «Куда ты прешься, тханкварра! Ты же стрелять толком не умеешь, боец из тебя, как из тролля алхимик! Какого демона ты под стрелы полез? А если убьют? Что мне тогда делать? Собственную задницу на трон громоздить? Хоть меня бы пожалел, если себя не жалко!» Как и когда все кончилось — вспомнить не мог. Помнил только, как Элмар встал на одно колено и присягнул ему на верность. И вслед за ним все паладины. Это тоже было красиво, и в то же время дико и ненормально.
Вечером этого же дня, когда все было кончено, нашелся Мафей. Его привели какие-то патриотически настроенные горожане, которые прятали мальчишку у себя со вчерашнего дня. А еще они принесли неизвестного героя, который спас принца от магистров ордена. Неизвестный герой пребывал в бесчувственном состоянии. На нем была все та же потрепанная мистралийская униформа без знаков различия.
Пока Шеллар думал, что сказать, Элмар, который в таких случаях не имел склонности думать вообще, а действовал исключительно эмоциями, в порыве душевного подъема и обезумев от радости, пригласил всех во дворец. Точнее, в то, что от него осталось. Горожане, в свою очередь обалдевшие от подобной демократичности, изъявили желание немедленно рассказать принцам историю весьма удивительную и достойную восхищения. Мафея хотели увести в его покои, чтобы успокоить и уложить спать, но он разревелся еще сильнее и заявил, что ни на шаг не отойдет от своего спасителя, пока не убедится, что с ним все в порядке. Тогда ему позволили остаться при условии, что он немедленно прекратит рев, не подобающий принцу. Мафей мгновенно притих. В конце концов все расселись прямо в королевской столовой, куда натащили вина и закусок, и горожане с принцем рассказали, как все произошло.