— Он на меня обиделся?
— Просто ужасно расстроился. А вы на него обиделись?
— А разве я стал бы расстраивать его просто так?
— И до сих пор сердитесь?
— Ну что ты, мы с ним в расчете. Если, конечно, он не считает, что теперь его очередь.
— Нет, он просто так ненавязчиво интересовался, не злопамятны ли вы…
Король засмеялся и принялся набивать трубку.
— Разве похоже? Хотя, смотря когда… но это не тот случай, ты согласна? Он мне, в общем, ничего не сделал, просто достал. Сидит этакая наглая морда с сигарой в зубах и хамит прямо в лицо. Закурить, что ли, и мне сигары, может, и получится выглядеть так же нагло?
— Зачем? — засмеялась Ольга. — Лучше поупражняйтесь с зеркалом, как он вам советовал, и наглая морда у вас выработается без всяких сигар. Только на что оно вам надо? У вас такое интеллигентное лицо…
— Для общения с некоторыми людьми интеллигентное лицо не подходит, и возникает необходимость состроить наглую морду.
— А то вы не умеете! — фыркнул Жак. — Вы нам лучше скажите, как в Хину съездили?
— Замечательно, — с некоторой иронией проговорил король, раскуривая трубку. — О политике распространяться не буду, а просто так… интересная страна. Необычная. Впечатления остались самые противоречивые. Новый император Лао Чжэнь вроде нормальный парень. Сначала мне показалось, что он до ужаса похож на Флавиуса, но потом выяснилось, что с такой каменной рожей он сидит только на церемониях, а в неформальной обстановке очень даже мило улыбается. Смею надеяться, что искренне. Мы обменялись любезностями и подарками, как водится… кстати, можете меня поздравить. Я стал рабовладельцем.
— Он тебе что, рабов подарил? — изумился Элмар. — У них это законно?
— А что тебя удивляет? В Эгине это тоже узаконено. Александр отнесся к своему подарку с должным интересом, а я не знаю, что с ним делать. Вернее с ней.
— Так это прекрасная невольница? — уточнил Элмар.
— Как изволил выразиться император «прекрасная юная девственница, чистотой подобная цветку лотоса, а красотой — утренней заре». Я сомневаюсь, что утренняя заря выглядит столь жалко, но отказываться было крайне невежливо.
— И что вы с ней будете делать? — хихикнул Жак.
Король невесело ухмыльнулся и пыхнул трубкой.
— Ей тринадцать лет, — печально сообщил он. — Что с ней, по-твоему, можно делать? Удочерить разве что? Я с ней попробовал пообщаться, она только кланяется и со всем соглашается. Я ее спросил, как она попала в рабство, есть ли у нее родные и не хочет ли она вернуться домой. И услышал в ответ, что в рабство ее продали братья, и что домой она не хочет, потому как я хороший и добрый господин, а дома ее опять продадут и неизвестно, куда она попадет.