Шум.
Шаги. Она приоткрыла один глаз. Так и есть. Они. Четверо. Нет, пятеро. Шестеро… Больше никаких костяных украшений. Кожа в нашлепках красной грязи. Они почти сливались по цвету с тропой, и увидеть их можно было только благодаря тому, что они двигались. Элитное подразделение. Они не разговаривали. Не делали друг другу никаких знаков. Можно было подумать, что они общаются между собой телепатически.
Сейчас они обыщут дупло в дереве возле тропы. Обнаружат, что ее там нет. И что дальше? Прочешут лес в обе стороны от дороги и легко найдут ее убежище…
Она съежилась, чтобы стать как можно незаметнее. До реки час с лишним ходу. Но не все еще потеряно. Лишь бы охотники убрались восвояси. Лишь бы больше не встретилось никаких преград.
Шелест листвы. Шорох травы. Идут? Неужели почуяли ее? Она рискнула одним глазком взглянуть, что делается снаружи. Никого. Может, они пошли к реке? Или решили вернуться назад? Времени на раздумья у нее совсем не оставалось.
Она еще глубже вжалась в свою колыбель из коры, словно в материнскую утробу. Ей казалось, дерево дышит, обдавая ее ласковым теплом, обнимая мягкими руками лиан.
И вдруг ее обуял ужас.
Лианы плотнее сомкнули свои объятия. Расщелина, в которой она пряталась, пришла в движение, качнув ее, как на качелях. Она попыталась призвать на помощь разум. Галлюцинация? И в этот миг кора мигнула глазами. Ее держали не лианы. Это были чужие руки.
Она содрала свою маску из мха и увидела.
На нее смотрело лицо.
Хоакин.
Весь этот час он простоял рядом с ней, не двигаясь, слившись с древесной корой. Не мы живем в лесу. Это лес живет в нас…
Теперь ей все стало ясно. Его лицо. Обтянутые кожей скулы, хищные крылья носа. Потеки слюны и засохшая корка грязи. На виске бьется жилка, похожая на свернувшуюся гадюку.
И глаза. Налитые кровью. Незрячие. Испепеляющие.
Она попыталась выхватить пистолет.
Хоакин уже держал ее за запястье.
Она чувствовала у себя на руках прикосновение его вывернутых пальцев.
Ну нет, так просто она не дастся. Она будет драться.
Но он уже держал своей железной хваткой и вторую ее руку.
Тогда она ласково склонилась к Хоакину. От удивления ребенок-дикарь не оказал никакого сопротивления. Как в ее недавнем сне, от него пахло влажной землей, древесными корнями и кровью. Глаза его были затянуты розоватой пленкой, как у обезьяны. Она придвинулась к нему еще ближе, прижалась головой к его затылку, вся обратившись в нежность, чувственность и томность.
И тут же вцепилась зубами ему в ухо и рванула что было сил.
Хоакин взвыл от боли.
Не давая ему опомниться, она высвободила левую руку и воткнула большой палец ему в глаз, наполовину выдавив его из глазницы. Он завыл еще громче. Жанне нужна была правая рука, способная стрелять из пистолета, но он не выпускал ее и примеривался, чтобы в свою очередь вонзить в нее зубы. Она оттолкнулась и упала на спину. Хоакин бросился на нее, целясь в горло.