Оборванные нити. Том 1 (Маринина) - страница 36

Пришлось сказать самому себе правду. Даже две правды, одна неприятнее другой. Первая: он считал, что обязан оправдаться перед девушкой за свою вспышку и грубость, он переступил через себя, рассказывая ей о собственном позорном промахе и часах жгучего, не дающего дышать стыда, он надеялся хотя бы на понимание и хотел услышать в ответ какие-то мягкие утешающие слова, дескать, она вовсе не обижается, потому что понимает, как ему плохо. Этого было бы более чем достаточно. Но ничего даже близко похожего Сергей от невесты не услышал. Вторая правда состояла в том, что, похоже, мама была права. Разумеется, не во всем, об этом и речи нет. Но Лена действительно не в состоянии понять то, что составляет суть ежедневного переживания честного врача: его размышления о цене его же ошибок.

Мысль автоматически перескочила на предстоящий юбилей отца — Михаилу Евгеньевичу Саблину через две недели исполнялось 55 лет. После того разговора с матерью, когда Сергей объявил, что женится на Лене и у них будет ребенок, Юлия Анисимовна ни разу больше не предприняла ни одной попытки отговорить строптивого сына от скоропалительной женитьбы. Создавалось впечатление, что она смирилась с решением Сергея. Однако сочла возможным сказать:

— Лена станет членом нашей семьи только после официальной регистрации брака. Такова наша с папой позиция. Она имеет принципиальный характер, и мы с папой просим тебя отнестись к ней с пониманием и уважением.

— Это ты к чему? — не понял тогда Сергей.

— Это я к тому, — невозмутимо продолжала Юлия Анисимовна, — что на папин юбилей твоя невеста не приглашена. И мы очень надеемся, что ты не станешь настаивать.

Разумеется, настаивать Серега не стал. Да и зачем? От того, будет Лена присутствовать на юбилейном банкете или нет, ничего не изменится ни в его, ни в ее жизни. Родители не торопятся представить своему окружению будущую невестку? Ну понятно, они надеются, что все еще как-нибудь рассосется и само собой образуется. Да и пусть себе надеются, плохо они знают своего единственного сына, если рассчитывают на то, что он будет менять собственные решения. В особенности ТАКИЕ решения.

* * *

Банкет по случаю пятидесятипятилетия профессора Саблина организовали в одном из лучших ресторанов Москвы, арендовав для многолюдного праздника три зала — весь второй этаж. Огромное количество коллег, учеников, бывших пациентов, перешедших со временем в статус добрых приятелей или даже друзей, а также друзья и знакомые не из медицинского мира, и, разумеется, родственники. На первом этаже ресторана два просторных зала работали в обычном режиме, обслуживая посетителей, пришедших поужинать в приятной обстановке, а на первой ступеньке широкой лестницы, ведущей на второй этаж, стоял представительный мужчина со списком на нескольких листах, сличая фамилии из этого списка с фамилиями на открытках-приглашениях, заблаговременно разосланных или развезенных лично Юлией Анисимовной, дабы никто из посторонних не мог проникнуть в общество, сплошь состоящее из медицинских светил и всяческих ответственных личностей. Приехавший вместе с родителями Сергей приостановился возле мужчины со списками и попросил разрешения просмотреть их. Наткнувшись на фамилию «Бондарь», невольно нахмурился: Бондарей на банкете ожидалось трое. Значит, мамина коллега, ее супруг, а также дочь, та самая Ольга, с которой мама так давно мечтала познакомить сына и от контакта с которой этот сын более или менее ловко уклонялся. После известия о женитьбе на Лене Юлия Анисимовна больше ни разу об этой девушке не упоминала, и Сергей расслабился, поверив, что мама оставила свою глупую затею. А теперь вот выясняется, что она все еще лелеет какие-то надежды женить сына так, как ей самой хочется. Ну-ну. Губы Сергея искривились в презрительной ухмылке, но настроение не испортилось. Предупрежден — значит, вооружен. Так его с младых ногтей учил дед Анисим Трофимович.