И только мать Эйми казалась грустной. Она отделилась от толпы друзей своей дочери, положила себе на тарелку немного еды и бродила вокруг горы подарков, рассматривая их.
— Вы в порядке? — участливо спросила Брук.
— Да, все хорошо.
— Вы кажетесь расстроенной.
— Ну, это потому… Ну… Я просто не могу понять, как женщина может хотеть такого.
— Вы имеете в виду, фотосессию вместо бейби-шауэр? — спросила Брук.
— Нет, я имею в виду кольцо в пипи, — ответила мать Эйми и кивнула в сторону Энид, которая сидела в углу квартиры, шушукаясь с Томом.
— Ну, — начала Брук и замолкла, словно задумавшись над тем, что заставило эту женщину проколоть губы своего влагалища. Потом с усмешкой добавила: — Она бы повесила туда и клипсы, если бы не побоялась, что будет слишком больно.
Мать Эйми рассмеялась.
— Кроме того, клипсы это так вульгарно, — прибавила Брук, и мать Эйми снова хохотнула.
— Как ты думаешь, Эйми понравился ее бейби-шауэр? — спросила она у Брук.
— Пойдемте, узнаем, — Брук повела ее к дивану, на котором устроились остальные.
— Тебе понравилось то, что ты наснимала? — обратилась Брук к Эйми.
— О, да. Особенно один кадр, который я напечатаю в большом формате, — Эйми сияла. — Спасибо вам за этот день. Он был замечательный!
— Иди, возьми себе что-нибудь поесть, — посоветовала Брук.
— Ой, я за весь день даже ни разу не вспомнила об этом.
Потом Эйми вернулась на диван к своим друзьям и принялась открывать подарки.
Друзья охали и ахали над крошечной одеждой и игрушками. Потом один за другим они ушли. Тоби надо было успеть на поезд, а Элен просто проезжала через город по пути в Европу. В конце концов, поцеловав маму и обняв Брук с Марго, Эйми осталась одна в своей большой квартире со своим гигантским животом, подарками и фантастическими фотографиями, которые она сделала сегодня. Позже этим вечером Эйми, разговаривая с мамой по телефону, сказала, что это был лучший день в ее жизни.
Карандаш замер над блокнотом.
«Если бы я так не боялась насекомых и мышей, я бы побежала с собакой через лес ночью. Я могла бы сломать кости, разбивая цепи, которыми мои руки привязаны к телу…»
И? Рука Лакс застыла на слове «и». Она не знала, что писать после этого «и». Казалось, что слова намертво застряли на полпути к блокноту. Иногда она писала «но» вместо «и», хотя и это не помогало: следующая фраза все так же застревала где-то внутри, не оживая ни в голове, ни на бумаге. Образы преследовали ее неделями, и Лакс начала верить, что, когда сможет подобрать остальные слова, она узнает, что ей делать со своей жизнью.