— Сереж, не переживай. — Девчонка словно читала его мысли. — Все будет хорошо.
— Да что может понимать подросток в свои неполные семнадцать лет?
— Слушай, не груби, пожалуйста. Мне также тяжело как и тебе. Ты постоянно жалуешься, что больше не можешь терпеть страдания. Будь мужчиной: старайся перебарывать себя. Ведь даже я — шестнадцатилетняя сопля — молчу и терплю.
— Бурой наслушалась?
В глазах Тани появилось безмерное удивление:
— Не говори глупости. Тропов, ты вечно ищешь себе оправдания. Вот что думаю. Может, я и малолетка, но мозгов хватает, чтобы понять тебя.
Сергей молчал, прикусив нижнюю губу. Таня оказалась права: он только и делал, что рефлексировал. Ярость застелила глаза. Крякнув, со страшной силой он дернул полотенце с девчонки. Та покачнулась, но не упала. Странно, она нимало не стыдилась наготы. Лишь с укором смотрела на него.
— И что дальше? — спросила Таня. — Ты ведь минуту назад говорил, что относишься ко мне как к другу. Что изменилось? Хочешь трахнуть? Валяй! Я ведь еще не спала с мужчинами, неопытная, но ведь такую дрючить приятнее!
— Прости, — сказал он поспешно. Поднял полотенце и протянул его к Тане. Но та стояла, как изваяние.
— А что ты сразу в кусты?
— Прости.
Девчонка смотрела вопрошающе:
— Кучу времени ты не вспоминал о своих родных! И вдруг решил поизображать из себя страдальца. Сергей, мне казалось, что ты умнее и сдержаннее.
— Да что ты знаешь о боли? — спросил Тропов, заметно подрагивая нижней губой.
— Я пережила не меньше тебя. Твои родители не жрали друг друга и не раздирали на части семилетнюю сестру! Очень, знаешь ли, радостно смотреть, как кричит маленький ребенок, когда взрослый выдавливает ему глаза. А слышал когда-нибудь звук рвущейся человеческой кожи? Ты же много повидал! — Таня заплакала.
— Прекрати, — сказал Тропов, стараясь не ударить девчонку.
— Какой же ты идиот…
Таня подняла полотенце, начала комкать его у глаз.
— Прости, — сказал Сергей.
— Да что ты все извиняешься, придурок!
Широко размахнувшись, Тропов влепил пощечину девчонке.
— Только попробуй еще раз обозвать меня, — сказал он, багровея. — Никому не позволю оскорблять себя.
— Урод!
Сергей выскочил из комнаты, и последнее, что он слышал, — Танин плач в голос.
На улице жарило солнце. Желто-зеленой пылью дымился реденький лес.
Тропов размашисто шагал в сторону ворот. Ноздри вздрагивали, нижняя губа дрожала. Он понимал, что сейчас слишком распален, чтобы спокойно пообщаться с Таней, и решил найти Бурую.
Окна особняков как будто нарочно пуляли солнечных зайчиков в глаза. Матерясь, Тропов искал тот домик, который бы наверняка приглянулся Анжеле. Во рту у него все ссохлось, со лба стекали крупные градины пота, в ушах тренькал неумолчный звон.