В одном из застенков, куда проникал скудный свет из высоко расположенного люка, у стены стоял стол с деревянным крестом посередине и двумя горящими свечами. По обеим сторонам были разложены щипцы с длинными ручками, подушки, усеянные гвоздями, тиски для пальцев и растрепанный свернутый канат. За столом, симметрично с двух сторон от креста, сидели по одному доминиканцу и по два каноника. Место в центре, за крестом, было свободно.
Магдалена чуть не споткнулась, когда охранники втолкнули ее в полутемное помещение и грубо усадили на трехногий табурет, стоявший перед столом.
Безразлично, застыв в неподвижности, мужчины наблюдали за прибытием закованной в цепи девы. И лишь когда третий доминиканец, командовавший охранниками, вошел в подвал, они очнулись от своей летаргии, придвинулись друг к другу и начали шепотом переговариваться, не спуская глаз с Магдалены, время от времени качая от возмущения головами.
Лишь теперь, когда доминиканец занял место в центре стола, у Магдалены появилась возможность рассмотреть ее визави. Для мужчины он был на удивление низкорослым. Орденское облачение, очень полнившее его, и широкое красное мясистое лицо, лоснящееся от сала, придавали ему гротескный вид. Свежевыбритая тонзура лишь усиливала отталкивающее впечатление.
— Dominicus sum, frater et praefectus Sancti Inquisitionis... призванная оберегать Святую матерь Церковь от посягательств сатаны, in aeternum, — начал отвратительный монах свою речь, пересыпая ее обрывками плохой церковной латыни. — Ты знаешь, — взвизгнул он в конце высоким бабьим голосом, — почему мы тебя доставили в nomine Domini?
— Nescio, досточтимый господин инквизитор! — ответила Магдалена. — Понятия не имею. — В твердой уверенности, что не нарушила законов ни Церкви, ни страны, Магдалена старалась держаться с чувством собственного достоинства, хотя сердце при этом рвалось у нее из груди.
— Ты владеешь латинским языком, дева? — слегка смутившись, осведомился брат-доминиканец.
— О владении не может быть и речи, досточтимый господин инквизитор. Sed satis pro domo, для домашнего пользования достаточно.
Понимающая латынь дева посеяла беспокойство в душах мужчин, сидевших по обеим сторонам от инквизитора. Каноник по левую руку, купивший свою должность, никогда в жизни не учил латынь. Будучи счастлив, что зазубрил Pater noster, он поспешил предложить:
— В таком случае святой инквизиции стоит отказаться от латыни на этом процессе, чтобы она имела возможность защищаться. — И, заметив удивленные взгляды других судей, малодушно добавил: — В том случае, если есть что защищать.