* * *
А вот с Хаджи-Муратом Мугуевым мы были близкими товарищами. Насколько я понял, он в гражданскую войну перешёл на сторону Красной Армии, был командиром сотни. Позже написал роман «Бурный Терек», а ещё позже детективный роман «Кукла госпожи Барк» (его ставили во многих театрах как «Талисман»). На мой мальчишеский упрёк, что серьёзный писатель разрешил себе «сбиться на детектив», сердито сказал: «Жанр как жанр, дело ведь в том, как написано! А без „Талисмана“ (здесь мне пригодилось многолетнее пребывание в Тегеране) не было бы у меня квартиры, в которой мы сейчас сидим».
Дружба наша началась с того, что он мне прислал добрый отзыв об «Алых погонах». Поссорились мы из-за сущего пустяка. Я как-то сказал, что хотел бы побывать на встрече, устраиваемой Хрущевым на его даче. Хаджи-Мурат рассердился, написал мне гневное письмо, я обиделся… (Вот бывает и так.)
Хотя нет, я упрощаю. Дело в том, что Хаджи-Мурат ненавидел пресмыкательство, в моем желании усмотрел именно его. «Вы хороший писатель, но такое желание я вам не прощу».
Незадолго до смерти Хаджи-Мурат сделал мужественную операцию по поводу катаракты, но ослеп. Сын его Тимур работает редактором в издательстве «Советская литература».
С Леонтием Раковским у меня шла многолетняя, я бы сказал, шутливая переписка. Он меня величал «Изюмчиком», я его Левонтием. Только однажды письмо наполнилось гневом, когда Леонтий Иосифович обрушился на писания Валентина Пикуля. Здесь уж он оставил шутливый тон. Назвал книги этого писателя «жёлтой бульварной литературой», его патриотизм дешёвым, отношение к историческим фактам — возмутительно безответственным.
Прочной была у меня дружба с Михаилом Слонимским. Как-то он сказал с горечью, когда я был у него дома:
— Я в блокаде. Сейчас у меня ни гроша! Но ведь стоит умереть, как издадут многотомник.
Как в воду смотрел!
* * *
Так как Павел Нилин писал совместно с Петром Сажиным, то злые языки написали эпиграмму:
У Павла Нилина одна извилина,
Да и та пересажена из ж… Сажина.
Но когда вышла книга Нилина «Жестокость», все заговорили об исключительном таланте именно Нилина. Это был взрыв правдивости и таланта.
В его характере были немалые странности. Так, например, в переделкинской столовой посуду грязную собирала девушка лет восемнадцати, явный дебил.
— Она меня возбуждает, вызывает желания, — заявил Нилин.
О моей книге «Нина Грибоедова» сказал: «Впечатление такое, что в разгар полового акта сильно постучали в дверь».
Сначала это воспринималось как пажество: хорошенький умный юноша готов сделать всё что угодно повелительнице. Но жизнь требовала трудного и серьёзного решения. Удивительной была способность приукрашивать предмет влюблённости, наделять его тем, чего в нём и в помине нет. Ординарные глаза оказывались неповторимыми, простоватый вид — воздушным, всё преображалось. Искривлённый пальчик вызывал умиление, локон возле уха — воспоминание об Испании и Кармен, весёлый нрав, конечно же, шёл от Украины.