Она тоже видела самолеты. Они почти всегда летели на запад — туда, где чудовищным факелом полыхало небо войны. Все ли вернутся в родные края?
— Зачем спешишь, сынок? — спросила она тихо, все еще на что-то надеясь. — Ведь ты мал еще. Все придет в свое время.
— Нет, мама, — очень серьезно ответил Жора. — Раз уж решено, что буду летчиком, значит лучше начинать раньше. Может быть, еще успею и фашистских стервятников бить. Да ты не волнуйся, мамочка, — добавил Георгий ласково. — Все будет хорошо! Вот увидишь. Научусь летать, окончится война, и тебя покатаю. Со мной ведь не страшно будет…
Филицата Павловна прижала к себе сына.
— А где же этот аэроклуб находится? Не далеко ли? Ведь и в школу еще ходить надо.
Не хотелось огорчать мать. Но и лукавить не привык. Сказал прямо:
— Несколько километров. Это совсем недалеко.
И тут же с напускным спокойствием добавил:
— Я узнавал, туда много попутных машин ходит. Все наши ребята будут ездить так. Ведь не один я иду в летчики.
Пришлось впервые погрешить против истины. Но уж больно велика цель…
Через несколько дней Георгий перешагнул порог Центрального аэроклуба имени В. П. Чкалова, находившегося тогда в эвакуации в Казани. В кармане лежал табель с отметками, справка о состоянии здоровья и комсомольская характеристика. А за плечами ни много ни мало — пятнадцать мальчишеских лет.
Постучал в одну из дверей.
— Где у вас начальник? — спросил он невысокого седеющего человека в видавшей виды военной форме, со следами споротых знаков отличия.
— А зачем тебе начальник?
— Хочу стать летчиком!
Седой в общем-то не удивился. Он оценивающе посмотрел на парнишку, на его отутюженную форму, протянул руку за документами и кивнул головой на стул. Садись, мол, сейчас потолкуем. Но паренек продолжал стоять. Живые глаза смотрели весело и чуть дерзко, на лице то вспыхивала, то пропадала улыбка. Не выдержав затянувшейся паузы, он решительно добавил:
— Мне бы как можно быстрее…
Георгию казалось тогда: выпусти его хоть сейчас в самостоятельный полет — и профессия летчика, о которой он так долго мечтал, будет освоена. Уж что-что, а теорию летного дела он знал назубок.
Мужчина поднял голову, прищурил глаза и, улыбнувшись одними лишь уголками губ, не без иронии заметил:
— Ишь ты, быстрый какой! Так не пойдет.
Глаза парнишки, полыхавшие смело и задористо, потухли было, плечи опустились. Но он тут же упрямо тряхнул головой и, горячо выпалил:
— Не примете здесь — поступлю в другой аэроклуб. А летать буду. Буду — и все!
И в голосе прозвучала такая неожиданная твердость, такая убежденность, что собеседник не выдержал и улыбнулся уже открыто, с одобрением.