— Да. Он перенес очередной тяжелый приступ месяц назад. Врачи говорят, что следующий, скорее всего, убьет его. Он очень слаб. Гораздо слабее, чем пытается выглядеть.
— Он всегда набирается сил, сражаясь со мной, — хмыкнул Генри.
Она удивленно посмотрела на него, словно не могла поверить, что они говорят об одном и том же человеке.
— Он только о вас и говорит. Он так вами гордится, — сообщила сиделка.
— Простите, не знаю, как к вам обращаться…
— Миссис Бредли. Я пять лет ухаживала за своим мужем, а потом Господь забрал его к себе, и я почувствовала себя совсем одинокой. И тогда я решила стать сиделкой, чтобы помогать страждущим.
У Генри создалось впечатление, что миссис Бредли — одна из тех добрых душ, которые не видят в других зла.
— Миссис Бредли, благодарю вас за заботу о моем дедушке.
— Иногда я спрашиваю себя, за что милосердный Господь посылает людям такие испытания? Особенно таким хорошим людям, как мистер Оуэн. Я уверена, он прожил хорошую жизнь. Дай Бог всем такую же.
Генри изо всех сил старался не выказать своего удивления. Что она такое говорит? Не может быть, что она говорит об Артуре Оуэне. Хороший человек? Это он-то? Всю свою жизнь Генри считал деда одним из самых холодных, скупых и бессердечных людей в мире. С возрастом его мнение несколько смягчилось, но все равно — он никогда бы не употребил применительно к этому суровому старику слово «хороший».
— Уже поздно. Я, пожалуй, пойду отдыхать. Мы увидимся с мистером Оуэном утром, если он захочет, конечно.
— Я уверена, он непременно захочет вас видеть. Врачи очень возражали против поездки сюда, но он ничего не хотел слышать. Возможно, я выхожу за рамки своих обязанностей, но, мне кажется, в ваших отношениях существует некая натянутость…
— Есть. Некая… — согласился Генри с изрядной долей сарказма.
— Я так и поняла. В его неудержимом желании приехать сюда чувствовалось отчаяние. Мне показалось, он ищет примирения.
— Миссис Бредли, я очень ценю вашу заботу о здоровье моего деда, но разногласия между нами довольно велики. Человек, о котором вы говорите, мне совершенно не знаком. Всю свою жизнь я знал другого Артура Оуэна.
Ямочки на щеках миссис Бредли исчезли.
— Простите меня, — пробормотала она.
— Я рад, что мы поняли друг друга, — отозвался Генри. Он кивнул сиделке в знак прощания и направился в единственную комнату на втором этаже, которая, кроме его собственной, была обставлена мебелью, надеясь, что ее не занял Вильямсон.
Из дневника Артура Оуэна
«Должно быть, тебе трудно читать такое о своей матери, узнавать, что она и дед предавали твоего отца самым отвратительным образом. Когда я возвращаюсь мыслями в те дни, мне кажется, что все это происходило не со мной. Я не мог сделать того, что сделал. Единственным обстоятельством, оправдывающим меня, может быть только временное помешательство. И именно это помешательство я пытаюсь тебе объяснить. Попробуй забыть, что женщина, о которой я пишу, — твоя мать. Тогда, возможно, ты сумеешь понять мою одержимость. Когда я пишу об этом, мне кажется, что все события произошли буквально вчера. До сих пор я с поразительной ясностью помню, что чувствовал в те первые дни… И во все дни, последовавшие за ними.