Эраст Петрович перелез через подоконник очень деликатно. В его планы не входило тревожить чуткий сон хозяина раньше времени.
Мягкий свет ночника розоватым сиянием освещал пышное ложе. В комнате заливисто пели соловьи – не живые, а с граммофонной пластинки. Пластинка была гигантского размера, как, впрочем, и сам граммофон. Ничего подобного Фандорин прежде не видывал. Наверняка изготовлено по специальному заказу: чтобы записи хватило на всю ночь.
Арташесов сладко спал, по-детски подложив обе руки под щеку. Голову прикрывал шелковый ночной колпак с пумпончиком.
Под подушкой – рассказали пленные – кнопка аварийного вызова охраны. Эраст Петрович обрезал провод и только после этого прервал мирные грезы столпа нефтяной индустрии.
Зажал Месропу Карапетовичу ладонью рот. Приставил к переносице ствол «веблея». При необходимости Фандорин мог бы прикончить Арташесова одним пальцем, но оружие обладает особой силой убеждения.
Нефтегерцог пискнул. Открыл глаза. Зрачки немедленно сошлись к переносице, будто примагниченные блеском вороненой стали. Не очень скоро, секунд через десять, взгляд промышленника переместился на Эраста Петровича. Глаза несколько раз мигнули. Сначала изумленно, потом непонимающе. Фандорин вдавил дуло сильнее. Тогда взгляд сделался правильным – окоченевшим от ужаса.
– Малейший з-звук – убью. Ясно?
Веки дважды опустились. С до смерти испуганным человеком нужно говорить короткими, четкими, предельно понятными фразами.
– Сейчас вы снимете трубку. Начальнику охраны скажете, чтобы все убирались к черту. Мешают спать. Ясно?
Теперь Эраст Петрович ладонь убрал, пистолет отодвинул, но целил по-прежнему в переносицу.
Арташесов сел на кровати. На лбу у него выступила испарина. Сглотнул.
– Во…
– Что?
– Водички…
Поклацал зубами об стакан. Откашлялся.
– Если охрана что-то з-заподозрит, убью.
В хорошей угрозе, как в песне, важную роль играет рефрен. Здесь можно не бояться тавтологии. Эраст Петрович и еще раз повторил:
– Убью. Ясно?
– Минуточку… Сейчас, – прошептал Месроп Карапетович. – Должен предупредить… – Он извиняющимся жестом приложил руку к груди. – Я говорю с караулом по-армянски. Иначе это покажется им странным.
– Ничего, я знаю армянский, – небрежно сказал Фандорин.
Арташесов сейчас был не в той ситуации, чтобы уличить оппонента в блефе.
«Не рискнет. Слишком испуган».
Промышленник снял трубку, надавил рычажок. Раздраженным голосом произнес несколько фраз. Разъединился.
Не убирая пистолета, Эраст Петрович подошел к окну, выглянул из-за шторы. От дома по аллее на цыпочках просеменила вереница вооруженных людей.