Он доехал до Шомона, притормозил перед мостом. Жандарм предупреждал, что надо проехать еще несколько сот метров. Насыпь, тянувшаяся справа от дороги, оказалась не такой уж высокой. Совсем рядом текла Луара. Несмотря на грозные предупреждения: «Купаться запрещено», ее воды выглядели такими радушными и манящими. Еще издали он заметил следы аварии и остановился у самой насыпи. Слой битого стекла отмечал место, где «триумф» съехал с дороги. Дюваль перелез через насыпь там, где была смята трава, и спустился на песчаный берег. Машина аварийной службы оставила на сыром песке глубокие колеи. Повсюду, до самой кромки воды, земля была усеяна отпечатками чьих-то ног. Дюваль подошел вплотную к реке, подобрал сломанную ветку и забросил ее далеко-далеко. Волны подхватили ветку, и она поплыла вниз по течению.
Он опустил пальцы в воду. Она показалась ему холодной. Закурил сигарету, на секунду зажал в руке зажигалку. Ладно. Он все видел. И что теперь?..
Теперь начнется долгое ожидание. В какой-то из извилин мозга Вероники постепенно отмирали клетки, лишенные притока крови. Его жизнь повисла на волоске столь тонком, что его и не различишь без микроскопа. Каждый миг мог изменить его судьбу. Сколько же продлится эта чудовищная игра? Он выбрался на дорогу и сел в машину. Вернувшись в гостиницу, немедленно позвонил в больницу.
— Состояние больной без перемен, — заверила его сестра. — Не тревожьтесь, мсье Дюваль.
«Завтра, — решил он, — принесу ей цветы. Так бы, наверное, и поступил настоящий муж. А ее любовник… что-то он поделывает?»
Каждый день около полудня Дюваль шел в больницу. В приемной старшая сестра рассказывала ему о состоянии больной: «Ночь прошла спокойно…» — или: «Пока еще держится температура…», «Вчера она пришла в сознание. Ей колют транквилизаторы». Иной раз он встречался с доктором Пелетье, когда тот шел завтракать после утренних операций. Доктор всегда отвечал уклончиво, не вдаваясь в подробности. Торопливо упоминал об артериографии, фибринализе, тесте Берштейна. Дюваль ничего не понимал. «Все не так уж плохо, — заключал доктор. — Но травма очень тяжелая. Никаких волнений, никаких переживаний… Ваша жена получила серьезные ранения». Дюваль приоткрывал дверь в палату. Он смотрел на больную лишь издалека.
— Можете подойти поближе, — говорила ему Жанна, сиделка, которая ухаживала за Вероникой.
— Нет-нет, — отказывался Дюваль. — Доктор ведь сказал: никаких волнений.
— Да она же спит.
— В другой раз. Ей что-нибудь принести?
— Нет, пока ничего не надо. В чемодане лежало белье. Я убрала его в шкаф.