Она больше не гнала мысли о навсегда потерянном муже, напротив, перед сном предавалась им всецело — с извращенным наслаждением мучила себя вспоминаниями, скрупулезно восстанавливала в памяти их любовь от начала и до конца, в мельчайших подробностях. Неподвижно лежала на спине и, глядя в темный потолок, заливалась слезами; ей нравилось ощущать, как они сбегают по щекам, по шее. Это длилось долго и прекращалось лишь когда нос закладывало до боли, а под затылком натекала лужа. Лео вставала, залезала под горячий душ, затем укутывалась потеплее. Становилось легче. Она не задавалась вопросом, что с ней происходит, никому не рассказывала о своей, по ее же определению, придури. Организм выкрутасничает, говорила она себе.
Она не мечтала, не молила небо, землю, бога и дьявола вернуть ей Антона, что нередко случалось прежде, нет, просто душой и телом отдавалась горчайшей тоске, оплакивала прошлое, как вдова, сознающая, что счастье не возвратимо. Лео инстинктивно стремилась на самое дно страданий — туда, где нечего терять и потому возможно смирение. На большее она не рассчитывала. Как только жизнь вынудила ее остановиться и задуматься, Лео ужаснулась: зачем нужна была погоня за деньгами, мужиками, работой, Москвой, какие-то жалкие интриги?
Которые, кстати, едва она забеременела, начали дружно обламываться. Зинка, к удивлению Лео, наотрез отказалась участвовать в регистрации подставной фирмы — «Не хочу в стремные дела путаться, и тебе, подруга, не советую», — а когда Лео сообщила, что отказалась от затеи, мол, не до фирм сейчас, искренне обрадовалась. И отлично, сказала, тебе сейчас о красивом надо думать, а не в грязи возиться.
Сама не подозревала, что спела в одну дуду с Мурашовым. Лео была уверена, что дядечка у нее в кармане, ан нет: в ответ на предложение о «взаимовыгодном сотрудничестве» он посмотрел странно, помолчал, а затем произнес:
— Для чего вам эта грязь, милая девушка? Запачкаетесь. Вы лучше о детках подумайте.
Тоже провидец. И образец святости. Лео тогда только фыркнула — без тебя разберемся! — но слова загадочным образом подействовали. Ей тоже казалось, хотя сознательно она о том и не думала, что с ребенком в животе подворовывать как-то не очень.
И вообще, она теперь так ясно понимала: ни Москва, ни деньги, ничто-ничто не заменит ей любовь Антона. А без его любви все остальное безразлично.
Кроме ребенка — несмотря на его папашу. Лео втайне боялась, что неприязнь к Протопопову помешает ей полюбить малыша — вдруг они будут похожи? Зинка в ответ на признание развопилась: