Ровно с таким ощущением — испорченного инкубатора — Лео с утра пораньше отправилась в консультацию. Назад возвращалась того хуже: бракованность подтвердили. Опять пытались упечь в больницу. «Тонус матки повышен, давление повышено, почки не в порядке, смотрите, потеряете ребенка». Нравится страху нагонять. Что за чушь! Идиоты. Она нормально себя чувствует. Так, что-то где-то временами, но в целом…
Все же умудрились напугать. Лео нога за ногу плелась к дому — в парке гулять не стала, решила, что при таком раскладе подышит простым уличным воздухом. По дороге она размышляла, что надо бы поговорить с Протопоповым насчет платной больницы. Не в обычную же ей ложиться. Пусть свозит посмотреть, что там у них и сможет ли она это вытерпеть.
Лео внимательно смотрела под ноги: жуть как скользко, эквилибрист, и тот навернется. До подъезда оставался десяток шагов. Она полезла в сумку за ключом. У дверей кто-то стоял, но она хотела, не поднимая головы, пройти мимо — если знакомый, сосед, пускай сам здоровается. Однако человек сделал почти незаметное движение ей навстречу, и Лео неохотно подняла глаза. И настолько им не поверила, что тут же снова уткнулась взглядом в собственные сапоги. «Не может быть», — твердо сказали ее бешено заколотившееся сердце и мгновенно окостеневший живот. — «Не может, не может, не может, не может».
Секунду спустя она осмелилась посмотреть еще раз — осторожно, чтобы не спугнуть виденье.
Антон. Настоящий, живой Антон.
Что делать?
Она машинально продолжала двигаться к нему — неестественно медленно, как во сне; расстояние не желало сокращаться. Антон смотрел на нее расширенными глазами, в упор, без улыбки, и это мешало Лео сосредоточиться, выудить из спутанного вороха реплик в голове те, что она бы произнесла, оставайся у нее сейчас ум, гордость, честь и достоинство.
А она, дура, ходить разучилась — коленки подгибаются.
«Дойду и скажу просто: «Здравствуй», — храбро решила Лео и внезапно, совершенно неожиданно для себя, оказалась лицом в его куртке, и весь мир до самого горизонта, до самого края вселенной заслонили его сильные, крепкие, бесконечно любимые руки.
— Я тебя люблю, — вне сценария, по-детски обиженно выговорили ее вдруг зашлепавшие, переставшие слушаться губы.
А тебя все нету да нету, прозвенело в воздухе невысказанное.
Он в ответ сжал ее так сильно, что захрустели кости, но сказать ничего не смог: их тела уже закрутил водоворот объятия…
Очнулись они дома, среди кучи одежды, голые и абсолютно счастливые. Как они здесь оказались, что было, ни один не помнил. Антон целовал Лео, легко-легко, нежно-нежно. Потом провел пальцем по выпуклости живота — казалось, только сейчас заметил. Ничего не спросил, с улыбкой взглянул в лицо.