Варвара Асенкова (Алянский) - страница 45

Если бы Белинский успел ближе познакомиться с Асенковой и узнать ее простодушие и чистоту, ее неведение зла и склонность находить вокруг добро, даже там, где его и нет, он, вероятно, понял бы, что, мечтая о совершенной Офелии, видел ее в реальной жизни. Уйдя от водевильной легкости и от фальшивой мелодраматической приподнятости, Асенкова создала именно такой образ Офелии, кроткой и любящей женщины, которой незнакомы большие страсти, но свойственны нежность и глубокая преданность.

Д. Сушков писал: «Асенкова доказала, что в ее даровании решительно был драматический элемент В Офелии Асенкова была поэтически хороша, особенно — в сцене безумия. Это была Офелия Шекспира, грустная, безумная, но тихая и потому трогательная, а не какая-то беснующаяся, как того требовали от нее некоторые критики и какою наверно представила бы ее всякая другая актриса, у которой на уме только одно: произвесть эффект, а каким образом — до того дела нет.

Бледная, с неподвижными чертами лица, с распущенными волосами и с пристально устремленным вниз взглядом, душу раздирающим голосом пела Асенкова.

И в могилу опустили
Со слезами, со слезами.

Здесь очарование назло рассудку доходило до высшей степени и невольные слезы были лучшею наградою артистке».

Газета «Северная пчела» противопоставила Асенкову в этой роли другим трагическим актрисам: «. В ней не было трагического жеманства, которым обыкновенно трагические актрисы прикрывают недостаток чувства».

На представлениях «Гамлета» в зале Александрийского театра находился среди зрителей молодой человек, которому едва исполнилось шестнадцать лет Пораженный спектаклем и, главным образом, игрой Асенковой, он вскоре написал стихотворение, которое так и назвал — «Офелия»

В наряде странность, беспорядок,
Глаза — две молнии во мгле,
Неуловимый отпечаток
Какой-то тайны на челе;
В лице то дерзость, то стыдливость,
Полупечальный дикий взор,
В движеньях стройность и красивость
Все чудо в ней! По высям гор,
В долинах, рощах без боязни
Она блуждает, но, как зверь,
Дичится друга, из приязни
Ей отворяющего дверь.
Порою любит дни и ночи
Бродить на сумрачных гробах;
И все грустит, и плачут очи,
Покуда слезы есть в очах.
Порой на лодке в непогоду,
Влетая в бунт морских зыбей,
Обезоруживает воду
Геройской дерзостью своей.
На брег выходит; как Русалка,
Полощет волосы в волнах,
То вдруг смиренно, как Весталка,
Пред небом падает во прах.
Невольно грустное раздумье
Наводит на душу она.
Как много отняло безумье!
Как доля немощной страшна!
Нет мысли, речи безрассудны!
Душа в бездействии немом,
В ней сон безумья непробудный