Она бесшумно стала убирать в комнате.
— Мама! — крик ее был полон отчаяния.
Клое мгновенно обернулась, подошла к кровати и, закутав Сенту одеялом, обняла ее.
— Дарлинг, не раскрывайся, а то ты еще больше простудишься.
Тем же высоким напряженным голосом Сента сказала:
— Я не больна. Год тому назад я написала Максу, вчера вечером он ответил. Он только теперь получил письмо… хочет видеть меня. Он предложил мне приехать повидаться с ним. На этой неделе он будет в Голландии…
Клое была поражена. Ей не все было понятно в том, что говорила Сента. Она чувствовала, что это какой-то вздор. Но вместе с тем материнское сердце подсказывало ей, что Сента сильно страдает. Она нежно притянула Сенту к себе.
— Дарлинг, не волнуйся так, успокойся. Что же пишет Макс еще?
Сента повернулась лицом к матери. Она повторила:
— Он пишет, что будет в Голландии и что ждет меня там со всем нетерпением своей души.
— Это звучит очень трогательно, — деланно равнодушным голосом сказала Клое. — Естественно, что Макс ни о чем не знает. Ты должна написать ему и обо всем рассказать.
Сента освободилась из ее объятий и встала.
— Мама, подожди минутку, я оденусь, тогда мы поговорим, так будет лучше.
По лицу Клое пробежала тень страдания, брови ее поднялись над глазами.
— Дарлинг, ты действительно чувствуешь себя здоровой?
— О да, совершенно! Я быстро оденусь.
Сента первой спустилась в столовую. Ровным голосом она сказала:
— Не знаю, насколько сейчас уже налажено сообщение. Если мне удастся получить паспорт и билет, я выеду сегодня вечером.
Щеки Клое покрылись легким румянцем.
— Но неужели ты согласишься выйти замуж за Макса Вандорнена?
— Если он будет настаивать, — ответила Сента.
— После всего… — в голосе Клое зазвучало негодование, — после всего… ты должна быть верной Мики, не согласна ли ты с этим?
— Я писала Максу, — решительно возразила Сента, — я просила его встретиться со мной. Он согласен. После всего того, что было между нами, неужели ты думаешь, что я могу уклониться, неужели ты считаешь, что отказать ему в этом было бы достойно порядочного честного человека?
— Мне кажется, что правильнее было бы, не откладывая, написать Максу и честно рассказать ему обо всем. Год — большой промежуток времени.
— Я не могу этого сделать, — сказала Сента, — я хочу этим сказать, что я не «не могу», а не хочу. Я знаю, что если бы я ему отказала и продолжала бы свою обычную жизнь, я забыла бы об этом. Но рано или поздно я заклеймила бы себя презрением, и это презрение было бы тем скрытым ядом, который постепенно разрушил бы все мое счастье и всю мою любовь к Мики.