— К Робби Флэку. Он — единственный, кто станет слушать. Полиции и прокурору нет дела до Бойетта. У них уже есть преступник, и они ждут казни. Тебе может поверить только Флэк, а поднимать шум он точно умеет. Если версия Бойетта того стоит, Флэк позаботится о прессе.
— Я тоже так считаю. Хочу позвонить Флэку в шесть. Вряд ли он сейчас много спит.
— Давай еще раз свяжемся друг с другом перед этим звонком.
— Договорились.
— Кит, я все равно считаю, что ты сошел с ума.
— Не сомневаюсь, Мэтью.
Пастор сунул телефон в карман, и через несколько минут «субару» покинула пределы штата Канзас и въехала в Оклахому. Кит ехал со скоростью восемьдесят миль в час. Поскольку он надел белый пасторский воротничок, то искренне надеялся, что ни один нормальный полицейский не станет слишком придираться к нему, слуге Господа, за незначительное превышение скорости.
Семья Драмм провела ночь в дешевом мотеле на окраине Ливингстона, в четырех милях от исправительного учреждения Алана Б. Полански, где Донти отсидел больше семи лет. Мотель неплохо зарабатывал, давая приют не только родственникам заключенных, но и иностранкам, выразившим загадочное желание сочетаться браком со смертниками. В тюрьме неизменно содержалось порядка двадцати смертников, женившихся на европейках, к которым они не могли даже прикоснуться. Государство не поощряло подобных браков, но сами пары тем не менее считали себя связанными семейными узами и вели соответствующий образ жизни. Жены переписывались друг с другом, часто вместе приезжали в Техас навестить своих мужей и останавливались в этом же мотеле.
Четыре такие жены ужинали за соседним с Драммами столиком. Обычно эти женщины сразу бросались в глаза из-за сильного акцента и броских нарядов. Им нравилось привлекать к себе внимание, и на родине они даже считались своего рода знаменитостями.
Донти отклонил все предложения вступить в брак. В последние дни жизни он отказался от любых интервью и контрактов с издателями, предложений руки и сердца и от возможности выступить в ток-шоу Фордайса. Он отказался от встречи с тюремным капелланом и своим священником — преподобным Джонни Канти. Донти утратил веру и не хотел иметь ничего общего с Богом, которому истово поклонялись те, кто с одержимостью умалишенных добивался его казни.
Роберта Драмм проснулась и лежала в темноте 109-го номера. В последний месяц она так мало спала, что теперь не могла уснуть от накопившейся усталости. Врачи прописали ей какие-то таблетки, но они оказали обратное действие, только усилив нервозность. Ее дочь Андреа лежала на другой кровати, стоявшей рядом, и, похоже, спала. В соседнем номере расположились сыновья Седрик и Марвин. Согласно правилам, в последний день члены семьи могли общаться с Донти с восьми утра до полудня, а после прощания его должны были перевезти в камеру смертников тюрьмы в Хантсвилле.