Перед глазами Кита все плыло, он с трудом переставлял ноги. Они прошли мимо огромных охранников и камеры, где на Донти, сидевшего с опущенной головой, снова надевали наручники. Они остановились возле двери, которую пастор раньше не заметил. Она открылась и тут же закрылась за ними. Они оказались в маленькой, тускло освещенной комнатке. Робби, наконец, отпустил Кита и, подойдя к Драммам, обнялся с каждым из них.
— Все апелляции отклонены, — тихо сказал он. — Больше надеяться не на что.
Это были самые длинные десять минут в долгой карьере Гилла Ньютона на государственной службе. С 17.50 до 18.00 его раздирали сомнения, и он никак не мог окончательно определиться. Уэйн настаивал на тридцатидневной отсрочке. Он подчеркивал, что казнь будет всего лишь отложена на тридцать дней, страсти улягутся, и можно будет проверить показания этого безумца Бойетта. Если выяснится, что он говорит правду, то губернатор станет героем. Если, как они считали, он окажется «пустышкой», то Драмма благополучно казнят через тридцать дней. По большому счету никакого вреда политической репутации губернатора нанесено не будет. С другой стороны, если они никак не отреагируют на слова Бойетта и казнят Драмма, а потом действительно найдут тело там, где укажет Бойетт, то последствия даже трудно представить. Тогда пострадают они все, а не только Драмм.
Все так разнервничались, что даже забыли о виски.
Барри, напротив, утверждал, что любая уступка явится проявлением слабости, особенно в свете выступления губернатора перед разъяренной толпой меньше трех часов назад. Казни, особенно громкие, всегда привлекают внимание желающих прославиться любой ценой, и Бойетт — лучшее тому подтверждение. Он просто хочет оказаться в центре внимания и получить свои пятнадцать минут славы. Пойти у него на поводу — ошибка даже не столько с точки зрения закона, сколько чисто политическая. Барри постоянно повторял, что Драмм сам признался в убийстве. Нельзя позволять какому-то извращенцу сеять сомнения в безупречности системы. Драмма судил справедливый суд! И все апелляционные суды — все до одного! — подтвердили обвинительный приговор.
Уэйн возражал, что не было никакой необходимости идти на неоправданный риск. Речь идет всего лишь о тридцати днях, которые помогут окончательно все прояснить.
— Но уже и так прошло целых девять лет! Сколько можно ждать? — парировал Барри.
— Там есть репортеры? — спросил Ньютон.
— Разумеется! — ответил Барри. — Они толкутся здесь весь день.
— Позовите их!
Камеру, куда поместили Донти, и помещение, где приговор приводился в исполнение, разделяло не более тридцати футов. Когда его вели по коридору, заполненному охранниками, одни бросали украдкой взгляды, чтобы увидеть его лицо, другие же, наоборот, смотрели в пол, будто просто охраняли подступы к двери. Что касается осужденных, чаще всего в их расширенных зрачках читались страх и неверие. Кое-кто безучастно переставлял ноги, опустив голову и полуприкрыв глаза, будто смертельная инъекция уже начала действовать. Довольно редко встречались и такие, кто не скрывал ярости и был готов перестрелять всех присутствующих, окажись у кого-то в руках пистолет. Донти Драмм не сопротивлялся — он шел, поддерживаемый охранником за локоть, опустив голову вниз и глядя в пол. Он не хотел никому показать страха, который испытывал, и вообще обозначить, что кого-то замечает.