А сколько же голубей на площади! Они садятся на голову, плечи, руки... Несмотря на то, что они превратились в настоящее стихийное бедствие для Венеции, они придают такое очарование этому городу...
Мы со Степаном держались за руки, как влюбленные подростки, бродили по узеньким улочкам, на которых с трудом могут разойтись двое людей стояли на мостиках, целовались и пытались постичь тайну очарования этого города.
Мы остановились на ночь в небольшом отеле, и эта ночь подарила нам обоим незабываемые впечатления. Ночью Венеция особенная. Она какая-то притихшая, умиротворенная и по-своему прекрасная. Сквозь темноту доносилось пение гондольеров. Мы ходили от моста к мосту и слушали все новые и новые песни. Это были проникновенные, но все же печальные мелодии. В воздухе витали музыка и любовь. Спать совсем не хотелось, потому что реальность и без того казалась нам сном.
А где-то совсем недалеко играла музыка Вивальди, «Времена года», слушая которую почему-то хотелось плакать. Но эти слезы были слезами счастья.
Я украдкой посматривала на венецианских мужчин, кидающих на меня томные взгляды, и вспоминала Татьянин рассказ. Уж теперь-то я знала, что все их ухаживания, страстные взгляды, красивые слова и сумасшедшие ночи любви стоят немалых денег.
Мы дышали Венецией, и оба приходили к мысли, что никуда не хочется уезжать от этого торжества.
Той ночью, перед тем как заняться любовью, Степан включил ночник и сказал, что хочет любоваться мною при свете. Я быстро выключила свет и отвернулась от Степана.
– Надя, ты что?
– Ничего!
– Ты обиделась, что ли? – удивился Степан.
– Я на мужчин уже давно не обижаюсь.
– Да сколько тебе лет-то, чтобы ты на них обижалась!
– Что ты постоянно попрекаешь меня моим возрастом?! – неожиданно разозлилась я.
– Я тебя не упрекаю. Просто иногда мне кажется, что я для тебя старый. Тебе же, наверно, хочется дискотек и ночных клубов.
– Я уже свое отплясала.
Степан нежно меня обнял и прошептал:
– Ты меня до сих пор стесняешься? Мы уже с тобой столько времени вместе, но ты все не хочешь, чтобы я видел тебя обнаженной. Почему?
– Потому что на моем теле много шрамов.
– А если я скажу тебе, что люблю все твои шрамы?..
В эту ночь я перестала стесняться своего тела и разрешила Степану увидеть меня при свете. В тот момент, когда он смотрел на мои шрамы, мне стало казаться, что они краснеют, набухают и кровоточат, вызывая у Степана неподдельный ужас и отвращение. Увидев, как я съежилась, Степан улыбнулся и стал покрывать мое тело поцелуями, старясь не обойти вниманием ни один шрам.